В основе спектакля – библейская притча о том, как мудрый царь Соломон разрешил спор между двумя женщинами за ребенка, приказав разрубить его пополам и сразу же опознав истинную мать по ее отказу в пользу соперницы. У Брехта действие перенесено в Грузию времен Второй мировой войны: страна терпит поражение в войне с Персией, князья восстают и вырезают друг друга целыми семьями, голову казненного губернатора прибивают к городским воротам, а его жена – стервозная Нателла Абашвили (Дарья Повереннова), пытаясь спасти свои роскошные наряды, в суете побега забывает о собственном грудном ребенке. Врачи и служанки спешно пакуют вещички, пряча глаза и всячески сторонясь крошечного свертка, и только сердобольная посудомойка Груше (Юлия Соломатина) никак не может оставить обреченного на гибель младенца.

«Кавказский меловой круг» – пьеса о том, как важно и сложно оставаться человеком, сохранять любовь и оказывать поддержку, даже среди равнодушного и корыстного окружения и даже вопреки здравому смыслу. При всей серьезности темы и мелодраматичности сюжета у Никиты Кобелева спектакль получился очень яркий, объемный (сцена поделена аж на три яруса, и в каждом из них разворачивается свое действие), наполненный живой музыкой и драйвом. Кто бы мог подумать, что Юлия Соломатина так хорошо поет! Когда «Доброго человека из Сезуана» Брехта в театре им. А. С. Пушкина ставил Юрий Бутусов, самой запоминающейся сценой спектакля стал финальный рэп главной героини в исполнении Александры Урсуляк, и здесь, у Кобелева, эмоциональная выразительность также достигает своей высшей точки в музыкальных вставках. Традиционные для эпического театра зонги переосмыслены в стиле джаза и песнопений ашугов. К микрофону становится даже обаятельнейший Игорь Костолевский, сыгравший судью Аздака – совершенно карнавального персонажа, который одной рукой берет взятки, а другой вершит истинное правосудие. А перед сценой расположен маленький живой оркестрик – «Круглый бенд», исполняющий музыку Пауля Дессау.

В спектакле занято 22 человека, и актеры от души «отрываются» даже в самых крохотных ролях. Впечатляет и сцена с поимкой Груше «виртуального» гуся под аккомпанемент воодушевленно гогочущего Рассказчика, и проход с младенцем по обваливающемуся мосту, в качестве которого выступает обыкновенная доска, и эпизод, где героиню, в ходе своего путешествия случайно угодившую замуж, вынуждают тереть спинку голому мужику в наполненной водой ванной, и муляжи деревенских телят под колосниками, и окровавленные головы в тряпицах. Груше идет по свету с младенцем на руках, на последние деньги покупая ему молоко, сталкиваясь с душевной глухотой бедных и богатых, замирая от страха, болея, прячась от властей, пробуя подбросить ребенка в чужой дом и забирая его обратно, жертвуя своим личным счастьем. В итоге нас ждет меловый круг, жизнерадостный Аздак, выполняющий функцию «бога из машины», катарсис и хеппи-энд, но возможен ли такой исход в реальной жизни? «Дурные времена делают человечность опасной для человека» – как писал Брехт.