Федор Павлов-Андреевич – художник-универсал, персонаж сам по себе яркий: это он раскрутил журналы «Молодой» и «Молоток», где открыто рассказывал подросткам о сексе и наркотиках, был главредом «Ситизен-К», вел телепередачу «Свобода слова» с Людмилой Нарусовой, придумал новый театральный жанр «драмтанец», за что был удостоен Гран-при «Новой драмы» и номинации на «Золотую Маску», выставил свои работы в галереях Парижа и Сан-Паулу и пришел на главный летний светский бал Москвы Midsummer Night Dream полностью обнаженным, прицепив к пенису шланг от душа. Человек ироничный, лишенный предрассудков и легко воплощающий в жизнь самые безумные идеи, на сцене он «борется с системой Станиславского», создавая абсолютно неправдоподобный и в то же время по-своему органичный мирок, где актеры странно двигаются, странно выглядят и странно говорят.

«Анданте» – история о том, как юная девица в съемной квартире оказывается свидетельницей любовного треугольника в семье дипломата, имеющего доступ к фантастическим заграничным штучкам – метвицам, пулам и бескайтам – была написана Петрушевской, «королевой русского абсурда», живым классиком современной литературы, в 1978 году, и, как и все ее произведения, была запрещена. В спектакле Виктюка «Квартира Коломбины» в роли трепетной Ау блистала Лия Ахеджакова. Федор Павлов-Андреевич тот спектакль видел, но пошел по своему пути.

На сцене – огромный рулон крафтовой бумаги и четыре актера в телесного цвета костюмах с уродливыми пенопластовыми наростами (художник Катя Бочавар). Они нараспев произносят текст, изобилующий чисто лингвистическими радостями (Петрушевскую, видимо, очень вдохновляли тогда эксперименты в духе академика Щербы с его знаменитой фразой «глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка», где все корневые морфемы заменены на бессмысленные сочетания звуков, а смысл все равно понятен). Режиссер занимался с актерами и йогой, и дыхательными практиками, а в качестве консультанта по сценическому движению пригласил Дину Хусейн, одну из видных отечественных представительниц танца модерн, стажировавшуюся у Ицика Галили, Режиса Обадиа и Анук ван Дайк. Результат, надо сказать, заметен. Действо при всей его текстовой наполненности больше всего напоминает балет: актеры двигаются, переливаясь, как ртуть, и образуя причудливые конфигурации друг с другом, принимают эффектные позы, отбивают ритм на себе и друг друге, выдают вполне профессиональный битбокс. Но при всей условности, современности и герметичности этого мирка (Федор Павлов-Андреевич, кстати, настаивает на том, что во время действия нельзя покидать зал, поэтому собственнолично запирает двери на засов) сквозь него проступает традиционная для творчества Петрушевской суть: быт обычной московской коммуналки из 1970-х, женская неустроенность и недолюбленность, бытовые склоки, ревность, зависть.

Во втором отделении 78-летняя Людмила Петрушевская сама вышла на сцену и спела несколько песен в излюбленном ею жанре кабаре нуар: романсы, песенки Эдит Пиаф и Джо Дассена, к которым она сочинила альтернативные тексты, цыганочку «Эх раз, да еще раз», превращенную в историю бывшего белого офицера, работающего за границей таксистом. И поет она не так уж хорошо, голос срывается и дребезжит, и дикция такова, что слов почти не разобрать, а вот настроение создать удалось, и очень трогательное, уютное, невольно вызывающее улыбку. Петрушевская, как и всякий большой артист, демонстрирует совсем другой уровень искренности, простоты, мудрости, юмора и надрыва, когда о попадании в ноты как-то не думаешь – есть вещи поважнее.