Бедная девочка

«Жизель» Матса Эка

С этого теперь уже культового спектакля в 1980-х годах началась мода на переделки классики. Шведский «нарушитель спокойствия», ассистент Ингмара Бергмана, поклонник театра абсурда, Эк предельно овеществил метафору, поместив сошедшую с ума от любви Жизель непосредственно в сумасшедший дом (а перед этим ее, как обезумевшее животное, чуть не закололи вилами крестьяне). Такая «Жизель» – нарочито некрасивая, провокационная, обостренно психологичная – конечно, шокировала публику, но в то же время убедительно продемонстрировала актуальность классики. Разрушительный контраст между любовными иллюзиями и реальностью, столкновение живой человеческой души, «гадкого утенка», слабого (согласно классическому либретто у Жизель больное сердце), но искреннего и любящего, с довольно грубым обращением, невежеством, предательством – все это содержание прекрасно уложилось в новую, радикальную форму. Эк пересказал «Жизель» своими словами, искусно препарировав классический сюжет, заострив конфликты и усилив напряжение. На заднике декораций к этому спектаклю можно было бы написать «Жюль Перро жив!» Спустя несколько лет Матс Эк представил и свое видение «Спящей красавицы» с Авророй-наркоманкой, и «Кармен» с женоподобным Хозе, но успех «Жизели» так и не превзошел. Этот спектакль до сих пор идет по всему миру, зачастую красуясь в театральной афише рядом с классической «Жизелью».

Трущобы Глазго

«Шотландский перепляс» Мэтью Боурна

Британца Мэтью Боурна называют «Энди Уорхолом от балета» – его игра с первоисточником часто принимает довольно эпатажные формы: то нарядит брутальных мужчин в лебединые пачки, то превратит фею Сирени из «Спящей» в вампира из «Сумерек». Если Матс Эк относится к балету серьезно, сочиняя душераздирающие опусы, то Боурн – аниматор и «птица-пересмешник». Он создает увлекательные, легкие для восприятия и в то же время отнюдь не пошлые пародии. На прошлый Чеховский фестиваль Боурн привез «Шотландский перепляс» 20-летней давности – свою версию романтической «Сильфиды». Джеймс, которого интересуют в основном секс, наркотики и рок-н-ролл, встречает свою Сильфиду в туалете ночного клуба Глазго. Растрепанная девушка-гот мечтает его соблазнить и буквально душит в объятиях. Джеймс попадает в макабрический мир пустырей, борделей и подворотен, населенный странными персонажами и существующий вне причинно-следственных связей. Вместо волшебного леса мы видим фантасмагорические городские трущобы, заброшенные парковки и помойки со всякой рухлядью – именно там сильфиды устраивают свои зловещие оргии. Боурн умело вворачивает классические цитаты в современный пластический текст, так что ассоциации с канонической «Сильфидой» возникают постоянно, проявляясь словно в кривом зеркале. Крылья Сильфиды мешают Джеймсу заняться с ней сексом, так что, улучив момент, он ампутирует их огромными ножницами. Из героини хлещет кровь, готическая тусовка смыкает кольцо над незадачливым героем, публика в зале наблюдает за всем с отвисшей от удивления челюстью – в общем, Мэтью Боурну, как обычно, удалось создать из старого балета актуальное шоу и яркий театральный продукт.

Мечта идиота

«Дон Кихот, или Фантазии безумца» Бориса Эйфмана

Оригинальная редакция «Дон Кихота» – классического балетного хита всех времен, – созданная петербуржцем Борисом Эйфманом, вызвала всплеск энтузиазма на Западе, а у нас была встречена без особых восторгов. Многие танцевальные эпизоды – знаменитую диагональ Китри, вариации, па-де-де из третьего акта – Эйфман оставил нетронутыми, вероятно из коммерческих соображений. Но концепцию изменил: «Мы живем под обломками своих иллюзий. Человек в мечтах творит сюжет своей жизни, но фантазии и реальность, соприкасаясь, дают трагический эффект». Дон Кихот Эйфмана – пациент сумасшедшего дома, который во время припадков переносится в иную реальность – солнечную и яркую Барселону. Суровая надсмотрщица-медсестра, напоминающая Мизери Стивена Кинга или героиню фильма «Пролетая над гнездом кукушки», то и дело ограничивает свободу нашего героя, накидывая на него обруч. Спектакль оставляет двойственное впечатление: классическая виртуозность причудливо сочетается с чувственностью и болезненной страстностью артистов, оригинальные хореографические находки тонут в водовороте косолапых поз, рваных прыжков и уродливых поддержек. В начале 1990-х зрители считывали с этого балета диссидентский подтекст: быть инакомыслящим опасно, за это можно угодить в тюрьму или психбольницу. Сейчас кажется, что «Дон Кихот» Эйфмана – просто балет о художнике, который в процессе творчества создает новый мир, не имеющий ничего общего с обыденностью.

Кровавый режим

«Ромео и Джульетта» Анжелена Прельжокажа

На создание своей версии «Ромео и Джульетты» албанского варвара Анжелена Прельжокажа вдохновил роман Джорджа Оруэлла «1984»: «Мне казалось, что контраст между тоталитаризмом, который всей своей мощью давит на человека, и хрупкостью любви двух существ может стать главным нервом спектакля», – говорил он. Хореограф сократил огромную партитуру Прокофьева до компактных 90 минут. Его спектакль – о том, как в тоталитарном государстве преследуется любое свободное проявление личности. Номенклатурное семейство Капулетти живет в специальном заповеднике, обнесенном стеной с колючей проволокой и охраняемом вертухаями от прочего населения. Бродяга Ромео – дикий и бородатый – проникает туда через лазейку. В этом «Ромео» нет места полутонам, все строится на контрасте: черное и белое, добро и зло, власть и народ. Меркуцио нарывается на разборки, приставая к омоновцам с дубинками. Ромео походя перерезает глотку часовому, спеша на свидание к любимой. Прельжокажу как никакому другому хореографу удается воссоздать на сцене такие страшные картины насилия, что зрителям в зале иногда хочется отвести глаза (вспомните только сцену изнасилования голой Жертвы в его «Весне священной»!), но он же умеет сочинять и невероятно пронзительные, физиологичные и нежные любовные дуэты. И в «Ромео и Джульетте» они по силе воздействия перекрывают все ужасы. При всей своей радикальности и провокационности эта версия шекспировской трагедии признана критиками одной из самых удачных за всю историю существования спектакля.

Тяжелое детство

«Щелкунчик» Кирилла Симонова и Михаила Шемякина

Один из редких спектаклей Мариинского театра, где первую скрипку сыграл не балетмейстер, а художник – выдворенный в 1970-х годах из СССР нонконформист Михаил Шемякин. Со своим фантасмагорическим видением сказки Гофмана и причудливыми, странными, поражающими воображение декорациями и костюмами он буквально отодвинул на задний план скупую хореографию Кирилла Симонова. Шемякин хотел контролировать все: по ночам обсуждал с Гергиевым партитуру, днем сочинял эскизы, ругался с костюмершами в мастерских театра, появлялся в балетных классах в своей неизменной экстравагантной черной кепке. Единственное, в чем творцы спектакля сошлись друг с другом, так это в трактовке: «Щелкунчик» – отнюдь не веселая сказка в духе детского утренника, да и в партитуре Чайковского неожиданно много трагических фрагментов (та же щемящая тема прощания с детством в вальсе цветов). Маша у Шемякина и Симонова – девочка-аутсайдер, отвергнутая как родителями, так и сверстниками. Она отличается от других детей, как балерина от кордебалета. С крысиным Кронпринцем Маша справляется легче, чем с окружающей действительностью, но и приторно-сладкий, идиллический Конфитюренбург не для нее: все-таки она живое человеческое существо. Впрочем, в финале Маша со Щелкунчиком все равно остается в мире иллюзий, превратившись в сахарную фигурку на гигантском торте.

В мире животных

«Лебединое озеро» Яна Фабра

«Люди говорят, что я извращенец и опасен для общества, что у меня надо отобрать все мои деньги, я даже получал письма с угрозами от ультраправых – они давно хотят меня убить», – говорит сам о себе бельгийский хореограф (или все-таки художник?) Ян Фабр. Когда несколько лет назад на одном из гала-концертов Benoix de la Danse в Большом театре он показал миниатюру «Мои движения одиноки, как бродячие псы», где актриса в течение 20 минут имитировала мастурбацию – это действительно было шоком. Зрители на спектаклях Фабра свистят, улюлюкают, бросают на сцену подвернувшиеся под руку предметы или просто молча уходят из зала. Для авангардиста и акциониста, которым Фабр, безусловно, является, это признание. Несмотря на всю эпатажность и аморальность, у себя на родине Фабр национальный герой, он дружит с королевой и получает за свои спектакли баснословные гонорары.

«Лебединое озеро» Фабр ставил для Королевского балета Фландрии, но от классической постановки там не осталось и следа. Действие происходит в эпоху готики, королевство сражено чумой, придворные привыкли жить в атмосфере непрерывных похорон. На заднем плане виднеются скелеты коровы, собаки, козы и лебедя. Всем этим управляет Ротбарт с живым филином на голове и два его помощника – 140-сантиметровый кривоногий карлик и зловещий Доктор в балахоне и с ножом. «Лебединое» Фабра посвящено в основном смерти – там то и дело кто-то кого-то режет. Развеселую сюиту танцев из III акта классического спектакля с русской, испанской, польской, венгерской, неаполитанской невестами Фабр отверг, заявив: «Этих туристов у меня на сцене не будет». Так что у спектакля богатейший, но строго похоронный визуальный ряд. Относиться к творчеству Фабра можно по-разному, но факты говорят сами за себя: он постоянный герой Авиньонского и Эдинбургского фестивалей, Венецианской биеннале и один из немногих, кто был удостоен персональной выставки в Лувре.