Для меня не очень органична. Я все-таки режиссер, а продюсер – поневоле. В России же такой профессии нет, есть только директор, который договаривается о цене за концерт. А у меня большой опыт общения с заграничными импресарио и менеджерами. Поэтому часто приходится брать на себя функции, которые никто, кроме меня, выполнить не может. Даже эстрадных продюсеров здесь почти нет. А любая звезда на Западе обязательно имеет своего импресарио. Он продюсирует новые альбомы, имидж, необычные дуэты, придумывает не столько коммерческие, сколько творческие проекты. Конечно, продюсер автоматически договаривается и о цене на билеты, о процентах, которые получает с концерта артист, о PR-поддержке. Когда я снимал фильм «Возвращение Жар-птицы», у меня было целых три директора, но когда они поняли, что на этом много не заработают, им стало неинтересно, пришлось самому искать 120 тысяч долларов, чтобы закончить картину. В 1990-е годы многие русские фирмы хотели ее заполучить, но я настойчиво ждал предложения от хорошей компании. И через 10 лет дождался – студия Universal купила у меня права и с 2003-го продает DVD по всему миру.

 Этот год для «Русских сезонов» юбилейный. Сто лет назад русский балет начал свое триумфальное шествие по лучшим сценам мира. То, что сейчас Большой или Мариинский вывозят за границу «Спартак» или «Лебединое озеро», – заслуга Дягилева. Если бы он не отправился тогда на Запад, вряд ли мы пользовались бы сегодня такой популярностью. В настоящее время существует некоторый кризис жанра, потому что никто не пишет музыку для балета. А в начале прошлого века балет был самым передовым видом искусства. К сожалению, после революции Дягилев увез постановки и своих артистов на Запад. И Советский Союз остался без этого репертуара. Ни «Шахерезады», ни «Жар-птицы», ни «Петрушки» в том виде, в каком они шли и до сих пор идут за границей, у нас не было. Зато практически в каждом музыкальном театре имелась своя редакция «Лебединого озера». Я тоже мог бы его поставить, это не сложно. Но мне кажется важным, чтобы зритель мог увидеть то, чем когда-то Дягилев поразил Европу, понять, как выглядели декорации и костюмы Бенуа или Бакста. Эти спектакли до сих пор производят колоссальное впечатление. Когда мы делали «Жар-птицу», в какой-то газете написали, что перед нашим Кощеем Фредди Крюгер бледнеет.

Успех был феноменальный. Я подписал контракт с Champs-Elysées на три года. В марте 2010-го состоятся следующие «Русские сезоны XXI века». У нас уже продано 600 билетов на эти спектакли. Люди, не попавшие на июньские выступления, сразу покупали билеты на будущий год. Мне кажется, Франция ждала от нас чего-то подобного. Так как никто не сделал этого на государственном уровне, мы осуществили проект силами частной антрепризы. В нем были задействованы звезды из Большого и Мариинки – Илзе Лиепа, Николай Цискаридзе, Ирма Ниорадзе, Илья Кузнецов – и артисты «Кремлевского балета». По сути, мы использовали дягилевскую схему. Показали французам «Синего бога», «Тамар», «Шахерезаду», «Болеро». Последний спектакль они увидели впервые. «Болеро» Брони­слава Нижинская поставила для Иды Рубинштейн в 1928-м. И та за свои собственные деньги заказала музыку для спектакля у Равеля. Композитор создал это бессмертное произведение всего за две недели. Французы хорошо знают «Болеро» в хореографии Мориса Бежара, а ведь многие движения, жесты, саму идею погруженного в темноту круглого стола, на котором танцует балерина, тот позаимствовал у Нижинской.

Для дягилевской антрепризы было поставлено более 200 оперных и балетных спектаклей – непочатый край. Сейчас мы восстановили «Павильон Армиды» на музыку Николая Черепнина, премьера которого состоялась во время самых первых «Русских сезонов». Когда в прошлом году я привез в Бостон па-де-де из этого балета, то встретился с внуком Черепнина, и он сказал: «Андрис, за 25 лет вы первый, кто обратился ко мне за музыкой моего деда». А ведь Черепнин – гениальный русский композитор такого же уровня, что и Глазунов или Римский-Корсаков. Музыковеды его знают, а публика практически забыла. Следующий спектакль, который мы хотим восстановить, – его «Нарцисс». Собираемся сделать это для Коли Цискаридзе.

В балете очень многое отрабатывается на репетициях. И если бы с молодыми артистами занимались Галина Уланова, Марина Семенова, Алексей Ермолаев и Асаф Мессерер, у них бы тоже появилась энергетика. Увы, но сейчас совершенно другой подход к подготовке роли. «Не тянет» человек – ну и ладно. А раньше ты должен был доказать репетиторам, хореографу, театру, что имеешь право танцевать, например, роль Красса. Сегодня в Большом театре 5–6 исполнителей этой партии. Ни по фактуре, ни по темпераменту они для нее не подходят. После отца даже я не решился танцевать Красса, понимал, что не смогу исполнить роль на том же уровне. Но по сравнению с нынешними Крассами, я, наверное, был бы эталоном. В балете нужно не только развивать технику и актерские навыки, но и много читать, ходить по музеям. Молодые артисты иной раз задаются вопросом: «А так ли необходимо видеть в оригинале васнецовскую «Аленушку», если можно посмотреть на репродукцию в Интернете? У предыдущих поколений с этим не было проблем. Владимир Васильев – прекрасный художник, мой отец великолепно рисовал и лепил, они осваивали смежные профессии, играли в театре, работали над драматическими ролями. Это выводит артиста на качественно иной уровень исполнения. Когда я танцевал Курбского в «Иване Грозном», то изучал его переписку с царем. Уверен, что никто из исполнителей этого не делал. Я всегда стремился выжать из роли максимум. И Илзе тоже так делает, она прекрасная драматическая актриса. Коронной ролью отца был Красс, а у Илзе есть Графиня в «Пиковой даме» Ролана Пети. В принципе, эту роль может станцевать любая балерина с похожей фактурой, но у сестры нет второго состава – все понимают, что так никто больше не станцует.

Тогда уже началась перестройка, Большой театр подписал договор с New York City Ballet, и мы с Ниной уехали на месяц в Америку, где станцевали три спектакля.

В то время Рудольф Нуриев ходил в NYCB делать класс и пригласил нас к себе на день рождения. Мы отмечали праздник вчетвером – Рудольф, его друг, Нина и я – в ресторане Russian Tea Room, напротив Карнеги-холла (там еще в меню были забавные коктейли ala Нуриев и ala Баланчин). А потом пошли на встречу с Наташей Харлей, русской эмигранткой, которая кормила нас борщом и какими-то пирожками, там-то и познакомились с Мишей Барышниковым. Через год с небольшим я устроился в труппу Аmerican Ballet Theatre, которой руководил Барышников, танцевал его «Лебединое». Меня называли perestroika kid. Я первым из балетных получил многократную выездную визу. За первые два с половиной месяца за границей станцевал 36 «Лебединых». А в Москве за восемь лет вышел в роли Зигфрида всего 5 или 6 раз. В Большом театре огромная труппа, много солистов, которые танцуют гораздо реже, чем им хотелось бы. На Западе совершенно другие нагрузки.

Я порвал связку и понял, что объективно произошло что-то такое, из-за чего не смогу технически соответствовать роли. Нельзя танцевать «Жизель», если не можешь сделать двойные кабриоли. Есть определенный набор движений, который ты обязан выполнять. После того раза я в «Жизели» больше не выходил. Начал ставить. Более десяти лет работаю режиссером, снимаю кино, клипы, ставлю спектакли для детей, показы мод, концертные шоу, общаюсь с самыми разными исполнителями. Как-то Лора Квинт, написавшая вальс для одного нашего новогоднего бала, посвященного 300-летию Петербурга, в передаче «Культурная революция» рассказала, что я ставлю концерты для Шуфутинского, а недавно она ходила на мой спектакль Стравинского. А Швыдкой скаламбурил: «Хороший диапазон: от Шуфутинского до Стравинского». Действительно, так получается. Миша Шуфутинский – отличный исполнитель, я получил от работы с ним огромное удовольствие и открыл для себя шансон. Я делал концерты с Тамарой Гвердцители, Жасмин, Аней Резниковой, «Хором Турецкого» в Кремле. Люблю многожанровые перформансы. Я часто бывал на Бродвее, смотрел мюзиклы, очень дружу с Джиллиан Линн, постановщицей Cats и Phantom of the Opera.

 Мне некогда отдыхать. Уже сейчас пишу сценарии для новогодних елок, работаю над организацией тура по России с «Русскими сезонами», готовлюсь к выступлениям в Париже.

В прошлом году она собиралась пойти в балетную школу, но не сделала этого. Ксюша очень музыкальная, поет, танцует, но мне кажется, что балериной вряд ли станет. У Илзе есть своя балетная школа в Жуковке, и мы сейчас открываем филиал в Москве. Я бы с удовольствием привел туда дочь, потому что танец помогает раскрыться, учит правильно себя держать, добиваться поставленных целей. Это пригодится в жизни.

Я совершенно случайно пересел в Range Rover из Audi All Road, и друзья мне сразу же сказали: «Тебе очень идет этот автомобиль». Мне нравится и ощущение от езды на Range Rover, и впечатление, которое машина производит на окружающих. Я ведь часто бываю на премьерах, презентациях, открытиях выставок, имиджевый момент очень важен. Кроме того, компания Land Rover постоянно занимается поддержкой культурных мероприятий.

Это первый автомобиль, в который моя дочка Ксюша садится с радостью. Обычно дети очень мучаются в пробках. А тут можно посмотреть телевизор или DVD, послушать музыку (у каждого свои наушники). Экраны есть и сзади, работают сепаратно, так что каждый может заниматься тем, чем хочет: дочка, например, ставит любимые игры. Это очень удобно. В Range Rover много специальных «изюминок» – козырек, защищающий от солнца, двигается в разных плоскостях, есть летний обдув сидений, зимний подогрев – климат-контроль фантастический, вообще непонятно, откуда воздух дует. Вроде бы эти вещи и не нужны, но когда они есть, ты получаешь за рулем огромное наслаждение.

Но главное – у Range Rover совершенно уникальные ходовые качества. До этого я никогда не ездил на «автомате», считал, что так ты не можешь полноценно управлять машиной. Даже Audi All Road подыскивал себе с «механикой», хотя такие модели с МКПП почти не выпускают. И только последние два года, благодаря Range Rover, езжу на «автомате». Здесь ты слегка придавил педаль – и спокойно обгоняешь. Мне нравится это ощущение полного контроля над машиной. Илзе тоже пересела из своего Jaguar в Range Rover Sport. Она живет в самом конце Рублевки, там очень плохое освещение, и сестра всегда от этого страдала. А теперь говорит, что новая машина – совсем другой уровень, никаких проблем с этим нет.

Я водитель с почти 30-летним стажем. На своей машине на отдых не езжу, она мне больше нужна для работы. Однако во время путешествий всегда беру автомобиль в аренду, ездил так по Италии, Франции. Я люблю скорость. Однажды на автобане в Германии выжал из Volkswagen все 200 км/ч. Хотя любая ямка на скорости больше 180 ощутима и может привести к аварии. Мой Range Rover тянет и на 240 км/ч. Но с такой скоростью я сам не езжу и другим не советую, все-таки я не автогонщик, а танцор и режиссер.