В свое время вы ушли из PR в журналистику, сегодня чаще всего мы наблюдаем обратное движение. В чем преимущества одной профессии перед другой?

Я начинала в журналистике, затем был PR-период и опять возвращение в медиа. До De Beers работала и на BBC, и на немецком канале RTL, где журналистика была настоящей: расследования, сбор материала, что в какой-то мере граничило с продюсерством. А вот в Vogue пришла уже из Британского совета, из отдела искусств и общественных связей. Там моя деятельность состояла не только в том, чтобы привезти выставку, например, в Третьяковскую галерею, но и подготовить к ней каталоги. А это уже похоже на работу над журналом: выбор авторов, арт-директора, бумаги, попытка осознать, чем данный каталог должен быть не похожим на другие. Так что весь предыдущий опыт готовил меня к Vogue. Разница между двумя профессиями большая, и все же сегодня, в 2015 году, мы наблюдаем в сфере глянцевых медиа увлекательное слияние журналистики и PR. Это попытка найти новый язык на новой медийной территории для общения с изменившимися клиентами.

Коллеги из глянцевых изданий называют вас светской львицей. Вы согласны с таким статусом? Кем вы себя больше ощущаете, какая из ваших ипостасей отражает личность Алены Долецкой в наибольшей мере?

Какое-то наиглупейшее словосочетание, хотя по астрологическому знаку мое восходящее созвездие – Лев, так что тут они правы, но к светской жизни это не имеет отношения. Скорее я классический главный редактор – большую часть времени работаю с командой: редакторами, дизайнерами, текстами, провожу мозговые штурмы, занимаюсь форматированием разных материалов. А светские выходы имеют отношение только к профессиональным обязанностям – главный редактор крупного журнала обязан посещать презентации, открытия и прочие мероприятия, ведь это часть нашей работы, какой бы драматичной она иногда ни была. Начинать в 10 утра в редакции и заканчивать около полуночи, причем не один раз в неделю – бывает иногда довольно весело. Но таковы правила игры, и их нужно соблюдать. Я ощущаю себя редактором, главным редактором, даже редактором жизни – это уже в некотором роде профессиональная деформация. Постоянно пытаюсь как-то подредактировать окружающую действительность. В последнее время начала читать лекции по глянцевой журналистике, считаю, что пришло время поделиться с молодым поколением своими мыслями. Недавно вернулась из Петербурга, где давала трехдневный курс, думаю повторить тот же опыт в Москве.

Вы являетесь идеологом, и с таким определением я соглашусь, российской глянцевой журналистики. В правильном ли направлении движется сегодня глянец? Какое место в нем занимают популярные блогеры? Конкуренты ли они печатным изданиям?

Блог – это все же мнение одного человека, one man show, каким бы он ни был образованным и интересным. И такое личное высказывание не очень часто бывает профессиональным. Что обусловлено несколькими причинами: профессионал нацелен на результат, на продукт, которым он может гордиться; блогер находится в сложной ситуации – денег получает мало, предпочитая из-за этого работе «в поле» поиск информации в интернете. Безусловно, интернет – прекрасная возможность, но профессионализм нарабатывается живыми контактами. Пока что наша блогосфера представляет собой расцвеченную бантиками и сладким парфюмом «Википедию». А она открытый ресурс, не исключающий ошибок. Поэтому к блогерам я отношусь с пониманием, уважением, но говорить о конкуренции рановато. Вот о чем действительно интересно думать, так это о переформатировании глянца, изменении его траектории движения. Журнал Interview, который я считаю правильным привести в пример, как раз одним из первых нащупывает этот новый формат. Мы сократили количество номеров с десяти до пяти и полностью изменили их полиграфический статус, тем самым вышли на другую территорию – территорию haute couture, говоря языком моды. Российский Interview отличается от американского прежде всего тем, что его каждый номер работает с читателем дольше в два-три раза. Печатается на трех разных бумагах – не ради показухи – все эти категории остались в прошлом, – а для того чтобы лучше донести свои посылы как до читателя, так и до рекламного клиента. Это своего рода ответ печатного продвинутого глянца блогерству и интернет-изданиям. В подобную игру играют и другие проекты – британские Another или Dazed & Confused. Джефферсон Хак тоже в свое время вывел большую часть контента на веб-сайт и оставил в печатной версии только crème de la crème.

В течение 12 лет вы прививали вкус и чувство стиля нашим соотечественницам, возглавляя журнал Vogue. Оглядываясь теперь вокруг, довольны ли результатом? Какова ваша сверхзадача на посту главного редактора Interview?

Очень довольна результатом. Если сделать сканы среднестатистического читателя Vogue 1998 и 2010 год а – это будут абсолютно разные девушки. Мне запомнилось поздравление из юбилейного номера от Ольги Слуцкер – верной читательницы, ученицы и успешной предпринимательницы, где она говорит, что Vogue во многом сформировал ее личный вкус и стиль. Такие слова дорогого стоят, поскольку наши женщины не очень-то охотно признаются в подобном, предпочитая уверять всех, что чувство стиля у них с рождения. И лишь люди сильные и разумные могут откровенно сказать такое. А Interview для меня – уже следующий уровень. Я запустила журнал только потому, что твердо уверена в том, что появился новый социальный слой женщин и частично мужчин, которые уже насытились знаниями из мира моды в чистом виде – отслеживании трендов, цветов сезона, кроя и прочее – и хотят сделать следующий шаг в культурном развитии. Не просто ездить на Венецианский биеннале, а понимать, что там смотреть, почему и зачем. Суметь объяснить, почему сериал «Игра престолов» получил 12 статуэток Grammy и почему он вдруг выстрелил именно сейчас. Конечно, Interview – о моде: дизайнеры часто разговаривают с нашим читателем, но, по завету великого Энди Уорхола, встречаются не с журналистом, а с равным себе – из мира мода, кинематографа – у кого какие любимчики. То есть Стелла Маккартни беседует на наших страницах с Джеффом Кунсом, и это интересно тем женщинам, чей гардероб забит вещами от Стеллы, и теперь настал тот момент, когда пора что-то узнать о личности дизайнера. Почему она на «ты» с Кунсом? А кто такой Кунс? И так постепенно происходит втягивание читателя в образовательный процесс в той области, которая ему интересна и нужна. Срез культуры гораздо масштабнее, чем мода. Мода – лишь часть культурного профиля. То есть человек может знать все о турбийонах, но если не знает, почему 70-летняя Катрин Денев продолжает сниматься в кино, он мне неинтересен. И в скором времени станет неинтересен всем, кроме узкого круга. Так что сверхзадача журнала достаточно амбициозная.

Как вы оцениваете перспективы глянцевых журналов сегодня? Можно ли ожидать появления каких-нибудь новых изданий?

Мы с вами очень везучие люди. Я говорю обо всех, работающих в глянце. Потому что мы видели его эмбрион, когда только возникало это явление и люди с трудом могли произносить слово vogue. А сегодня мы видим тех, кого уже и Vogue не устраивает, и мы знаем, почему. Мы свидетели практически тектонических сдвигов в индустрии глянцевой журналистики. Тектонизм связан, на мой взгляд, с тем, что в нашу счастливую, красивую, бумажную жизнь зашел довольно агрессивный интернет. Как с ним работать, как его использовать и как поставить на материальные рельсы – большой вопрос, который стоит перед всеми игроками глянцевого рынка. Я считаю, всякие кликушества на тему того, что бумага умерла, несостоятельные. Так предсказывали смерть театру с появлением кино. А сколько людей умирало от желания попасть на премьеру «Сказок Пушкина» Роберта Уилссона именно сейчас, а не ждать еще пять месяцев, пока Театр наций вернет его в репертуар.

То есть глянец сейчас переживает как раз подобный период?

Нет, мы еще не умерли, а театр в одно время так затих, что чуть ли не превратился в маргинальное искусство. Но интересно, что такие серьезные актеры, как Аль Пачино или Хелен Миррен, всегда продолжали играть на сцене, чего бы им это ни стоило, а стоило это копейки при всем объеме работы. Потому что они понимали, что театр не просто выживает, а ищет пути возрождения. И мы живем в тот момент, когда глянец занимается именно этим.

Какие из зарубежных изданий вам бы еще хотелось видеть на нашем рынке?

Есть изумительные западные журналы, особенно профильные. Во Франции феноменальные издания для детей, в Англии – замечательные проекты о культуре для состоятельных интеллектуалов. Но проблема в том, как транслировать сообщения этих изданий на российской территории. Любимчиков у меня много – я на них подписана и в печатной версии, и в Zinio, но чтобы привезти сюда новый проект – надо думать, считать, принцип «нравится – не нравится» уже не работает.

Сегодня многие отмечают снижение профессионального уровня журналистов во всех медиа. Хотя логично предположить, что он должен расти со временем. Почему, на ваш взгляд, такое происходит и как исправить эту ситуацию?

Политическая и экономическая журналистика, являющаяся локомотивом профессии, по ряду причин сегодня оказалась в России подкошена. В Америке, Британии политико-экономическая журналистская школа невероятна сильная. Ее сила не в точке зрения автора – с этим-то у нас нет проблем, – а в структуре открытости расследований. Журналист может месяцами изучать, расследовать одну тему, а не за 40 минут до интервью по «Википедии». У нас же дело обстоит именно так, потому что материалы низкого качества все равно будут востребованы. Либо развлекательные, при подготовке которых включается принцип «мораль без границ». Да, это может быть настоящее расследование, но в основном на тему – кто с кем и так далее. Но это не всегда корректно, нравственно и честно, однако собирает аудиторию. Такой подход всегда работал и продолжает работать, поскольку массирует слабые места человека. Исправлять ситуацию можно разными способами, прежде всего образованием. Собственно, и я вношу свою малую лепту: после моей лекции в Петербурге я читала множество позитивных отзывов. Конечно, трех дней мало для повышения образовательного уровня, но люди уходили с пониманием и новыми знаниями. Далее – учиться самостоятельно. Помочь может еще и требовательность самих рекламодателей. Если их устраивает материал уровня «сказочный турбийон, и равных ему нет» или «эта коллекция взорвала мир моды», то журналистика такой и останется – карамельной, плоской, скучной. А если они будут настаивать на аналитике, потребуют что-то новое, тогда журналисты зачешутся.

Какое место в вашей жизни занимает автомобиль? Это для вас предмет роскоши, средство передвижения, показатель статуса?

Для меня мой Jaguar XJ – все вами перечисленное с одной поправкой: автомобиль – еще и сообщение о статусе. Коллегам по шоссе, причем очень определенное, и его понимают все, сидящие за рулем. Это почти разговор – легкий и в то же время профессиональный. Мои друзья любят делиться своими переживаниями по поводу своих машин: «Представляешь, у меня есть кнопка, которая открывает все вокруг!» – говорит он мне восторженно. На что я замечаю: «Дорогой, о чем ты? У меня она есть последние пять лет!» И еще это мой офисный дом. В будни я езжу, как правило, с водителем, так как много работаю в пути. Одно меня смущает в автомобиле – экран передо мной. Я не люблю смотреть в дороге кино, а выключенный дисплей блокирует мое зрения. В других моделях не было этого экрана – можно было опустить подголовник и смотреть на дорогу. И вообще монитор – активный игрок в пространстве. Некоторые в спальне спокойно ставят телевизор, посмотрят кино перед сном и спят спокойно. У меня в спальне не может быть ни телевизора, ни компьютера – они слишком агрессивны даже в выключенном состоянии.

Автомобильное движение в Москве все еще остается диким. Или вы замечаете какие-то позитивные изменения?

Позитив я вижу в попытке организации парковок в центре города. Единственное – Москва не готова к такому шагу. Офисы, рестораны, всякие другие заведения не имеют собственных парковок. Думаю еще, что московское правительство не делает инвестиций в оптимизацию трафика. В мире множество примеров с положительными результатами – в Швеции, Японии автомобильные потоки управляются более организованно, и движение становится упорядоченным. Прекрасно, конечно, что каждый год тротуары выкладываются плиткой, в которой я постоянно оставляю свои шпильки, но Москва – средневековый город с круговой планировкой, и было бы прекрасно, мне кажется, возродить институт регулировщиков, которые бы сделали трафик более цивилизованным.

Какие преимущества на дороге дает ваш Jaguar XJ? Чем с первого раза он вам понравился: дизайном, техническими характеристиками или чем-то другим?

Мой Jaguar – самый лучший, что тут обсуждать? По-моему, я была первым столь требовательным клиентом, который сказал: «Хочу белый с белым салоном», тем самым задав тренд. Это невероятно элегантный и свежий автомобиль. Я вообще люблю машины. А тот факт, что я человек с обостренным визуальным чувствованием, то радуюсь в первую очередь дизайну. Компании удалось совершить революцию в границах своего модельного ряда, уйти от классической формы, ассоциаций с сигарой и собственных киноцитат и создать новый, жесткий, современный дизайн. Это был большой риск. И моей первой реакцией на новый автомобиль был испуг. Но спустя секунду я поняла, почему полюблю его. Он мне напомнил любимого киногероя Дарта Вейдера. Мне кажется, он говорит тем же голосом – значимым, глухим, глубоким. Мне нравится в нем благородство и уважение к клиенту. А что касается всего находящегося под капотом, то, в отличие от своих предыдущих автомобилей, я там редко бываю. Умею лишь сменить очиститель стекол – это предел моей компетенции. Больше ничего не понимаю и не хочу.