Французский поэт второй половины XIX века Анри де Борнье как-то сказал: «У каждого человека две родины – его собственная и Франция». Вы, как француз, согласны с таким весьма нескромным заявлением? Что вообще могут возразить де Борнье сами французы?

В целом я согласен с ним. Действительно, я очень люблю Францию. Считаю, что мне повезло родиться именно там. Провел детство на юге, учился в Париже, много путешествовал по стране и могу сказать: я – сын своей родины. Однако я не только француз. Возможно, вы знаете, моя мама – русская, и поэтому с детства меня окружала русская культура: язык, литература, живопись. От мамы я научился быть русским. Что касается вашего вопроса, могу лишь предположить, как ответят на него французы. Они наверняка скажут, что им достаточно одной Франции. Ведь быть французом – это значит быть горячим патриотом.

Возвращаясь к вашему происхождению, насколько процентов вы чувствуете себя русским? И что означает для вас «русскость», быть русским?

Папа – француз, мама – русская, я получился ровно наполовину и одним и другим. А если серьезно, то действительно ощущаю себя именно так. Мне близки обе культуры.  Смею надеяться, одинаково хорошо понимаю Пушкина, Достоевского, Гоголя и Бальзака, Рабле, Гюго. Моя бабушка принадлежала к аристократическому роду, и она привила мне любовь к культуре своей страны. Для меня быть русским – значит не быть рациональным. Причем ничего плохого я не имею в виду. Спонтанность и непредсказуемость русских, их импульсивность и порывистость подчас рождают удивительные вещи. Вы очень талантливы, всегда подходите к решению задач творчески, мысля широко, рассматривая проблему со всех сторон и нередко выходя за ее границы. В этом загадка русской души. Европейцы более сдержанны и рациональны. Их сознание структурированно. Я не хочу сказать, что это плохо. Это просто по-другому.

Как отличается та Россия, о которой вам рассказывали в детстве мама и бабушка, от той, с которой вы столкнулись, приехав работать в Москву?

Фантазия человека всегда богаче действительности. Уверен, со мной согласятся все. Когда ты соприкасаешься с другой культурой посредством искусства, ты преломляешь ее через себя. Говоря проще, у каждого свое уникальное представление о мире. Я могу сказать, что мы дома не говорили по-русски. Но я хорошо понимаю язык, немного читаю. Также благодаря бабушке и маме знаком с русским искусством. Уверен, моему назначению в Москву в немалой степени способствовало происхождение. Что сказать о впечатлениях от увиденного? Безусловно, Москва совсем не та, что я представлял себе в детстве. Это гигантский, шумный, динамичный мегаполис, вполне сравнимый с Нью-Йорком. Здесь переплетено множество различных культур и всегда безумно интересно. Ваш город – средоточие космополитизма, сдобренного добротой русской души. Мне здесь легко живется, легко работается, а то, что я езжу отдыхать в другие страны, так тому причиной любовь к путешествиям, привитая все той же русской бабушкой.

Вы родились в портовом городе Тулоне и в молодости целый год бороздили Тихий океан в погонах офицера военно-морского флота Франции. Не скучаете ли по морю сегодня?

Пожалуй, любой человек, родившийся на берегу моря, страстно его любит. Помню, как долго в детстве я мог наблюдать за дыханием этой грозной стихии. Она меня очаровывала и увлекала. Повзрослев, действительно служил офицером на военном корабле в Новой Каледонии. Обошел самые красивые места на планете, затерянные в Тихом океане. Разумеется, служба в армии отличается от прогулки на яхте, но любви к морской стихии она у меня не отбила. Сегодня стараюсь проводить отпуск поближе к воде – на Кубе, во Вьетнаме. Каждый раз это новое место, но всегда оно ведет к морю.

Какая страна, в которой вы побывали по долгу службы или как путешественник, произвела на вас самое сильное впечатление? Где бы вы хотели жить, если не во Франции и не в России?

На лодке. Я хотел бы купить яхту, не очень большую, метров 20–25, парусную, возможно, классическую Swan или Jeanneau 57, и отправиться в кругосветное путешествие, каждый раз открывая для себя новые земли, новых людей и напитываясь новыми впечатлениями. Разумеется, я бы хотел, чтобы в этом странствии меня сопровождала семья – любимые и близкие люди. А из того, что уже видел, наибольшее впечатление произвел Вьетнам. Долгое время эта страна была французской колонией, и там до сих пор это чувствуется: язык, архитектура, старинные автомобили, азиатская кухня с тонким влиянием французской гастрономии. При этом местный уклад жизни, доброжелательные люди, удивительная природа – я обязательно поеду туда еще раз!

Не мог не отметить профессиональным взглядом часы на вашем запястье. Что это за модель? Слышал, что вы собираете коллекцию.

На мне сейчас классические ультратонкие Piaget Altiplano, идеально сочетающиеся с деловым костюмом. Набор функций в них стандартен: две стрелки, элегантный корпус, черный циферблат. Ничего лишнего, поэтому я могу носить их с пиджаками разных цветов и материалов. Кстати, для меня Piaget – это воспоминания из детства: у моей мамы были часы этого бренда, и я любил их рассматривать, восхищаясь их изумительным тонким корпусом...

Что касается моей коллекции, то пока она находится на начальной стадии формирования. Я начал покупать часы совсем недавно. Отдаю предпочтение прежде всего спортивным функци­ональным моделям  и не люблю те, по которым не так-то легко определить время. Хотя и отдаю должное мастерам и инженерам, создающим такие чудо-машины, вроде Максимилиана Бюссера, Мартина Фрея, Томаса и Феликса Баумгартнера. Обожаю свои Panerai Luminor Marina! Это узнаваемые удивительные часы с интересной «морской» историей. А вот моими первыми «серьезными» часами были Rolex Submariner, винтажная модель для дайвинга 1974 года. Мне особенно нравится этот бренд. Он одним из первых в часовом сегменте начал использовать громкие маркетинговые акции для продвижения на рынке, спонсировать яхтенные регаты.

Кстати, о маркетинге. У вас довольно много наград за успешно реализованные рекламные кампании, причем в разных странах и на разных по своим характеристикам рынках – в Японии, Америке, России. Что главное  для успеха  в маркетинге? Где вам было легче, а где труднее работать?

Маркетинг – это искусство управления потребностями и желаниями людей. Когда ты работаешь в такой сфере, как наша – алкогольной, важно донести до потребителя вкус, ощущения и те эмоции, которые рождает напиток. Надо пробудить желание, заинтересовать человека.  Я стараюсь донести до людей мысль о том, что употребление спиртных напитков – это красивый ритуал.

Если говорить о рынках, то соглашусь: все три страны, где мне довелось поработать, представляют собой совершенно разные культуры. К примеру, американцы отличаются несколько от европейцев, и до конца я их так и не понял. А Япония и вовсе совсем иной мир. Для того чтобы добиться там успеха, мне пришлось по-настоящему  много работать: изучать страну, менталитет, бытовую культуру. Но это были безумно интересные годы моей жизни. Теперь я в России, и здесь мне очень помогает тот факт, что я наполовину русский.

Маркетинговые кампании Pernod Ricard Rouss давно стали частью не только светской, но и культурной жизни России. Вы лично интересуетесь современным искусством и дизайном, который так активно поддерживает ваша компания?

Разумеется, я слежу за модными тенденциями в области культуры и искусства. Особенно интересуюсь автомобильным и яхтенным дизайном. Безусловно, «золотой век» в нем – это 1950–1960-е годы: элегантные и плавные линии тогдашних авто до сих пор завораживают. Кстати, у меня есть небольшая коллекция винтажных моделей Porsche, Peugeot и Fiat. Однако мне нравится, как развивается дизайн и в наши дни. Кроме того, хожу часто на выставки, устраиваемые на ВИНЗАВОДе или в «Гараже», регулярно посещаю премьеры в Большом театре и, конечно же, все культурные мероприятия, которые поддерживает компания Pernod Ricard Rouss.