В этот театр нелишне прийти подготовленным: знать китайские и японские сказания, средневековые стихи, народные легенды, уметь мгновенно считывать многочисленные заву­алированные аллюзии. Помнить, что в основе театра лежит югэн – эстетика незримой красоты. Все это, конечно, знать хорошо, но не обязательно.

Театр Но интересен как раз тем, что даже неподготовленному зрителю дает шанс прикоснуться к чуду.

Секреты семьи Канъами

Мы привыкли считать, что основа любого театрального зрелища – и самого пошлого, и самого возвышенного – подражание, или мимесис. Японский театр Но словно заглядывает с другой стороны. Он проповедует растворение в видимом мире. Не достижение катарсиса, а обретение гармонии. Не самоутверждение, а самоотрицание. Все сливается с пустотой, из которой все возникает и в которую все возвращается. Может быть, Но даже и не театр вовсе, а нечто противоположное ему. Пестрая вязь медитативных танцев, называемых театральным представлением, – не что иное, как погружение в великую пустоту.

В Японии соседствуют несколько те­атров: Хайюдза – современный драматический, Бунраку – традиционный кукольный, Кабуки – классическая драма Средневековья, но самый величественный и древний из всех – театр Но. Это материализованное прошлое. У него нет начала и конца, он существует вне преходящего и обладает неиссякаемым источником – эстетикой дзен и семьей Канъами.

Сначала театр Но составляли религиозные ритуалы буддистских монахов. Трансформацию ритуалов в форму, сохранившуюся и поныне, осуществили два человека – отец Канъами и его сын Дзэами. Оба выдающиеся актеры, танцоры и драматурги. А произошло это в конце XIV – начале XV века.

В 1374 году труппа Канъами выступила перед сегуном и произвела на него столь глубокое впечатление, что он стал ее защитником и поклонником. Никогда прежде актеры не добивались такой высокой социальной оценки. Позже Дзэами довершил начатое отцом. Он написал практически все пьесы репертуара театра, несколько трактатов об эстетике и принципах актерской игры, по сути, став творцом целого театрального направления.

Каноны и маски

Театр Но похож на древнегреческую трагедию. И тут и там на сцене действуют в основном два актера: главный герой и его партнер – ситэ и ваки. Также на сцене присутствуют хор и музыканты. Они предупреждают о предстоящем выходе актера, излагают содержание пьесы, передают в музыке незримую красоту югэн.

Правда, есть и нюансы. Вместе с хором у задней стены слева сидит кокэн – человек, помогающий актерам на сцене. Он условно считается невидимым и во время действия может поправить актеру костюм, парик или маску, подать что-либо из реквизита. И самое важное – театр Но ни на йоту не изменил принципам средневековой эстетики. В нем бережно сохраняется то, что навсегда утрачено всеми другими значимыми театральными школами.

В театре Но играют только мужчины, облаченные согласно ролям в мужские или женские маски. На них очень пышные и тяжелые одежды. Громоздкие настолько, что в жаркие дни публику предупреждают: представление будет не в костюмах, а в легких халатах и юбках. Актеры – служители свое­образного культа. Простых перемещений по сцене у них не бывает. Каждый жест – целый выплеск энергии. А если актер замирает, слегка наклоняет голову и подносит левую руку ко лбу – значит он безутешно рыдает. При этом не допускается никакой интерпретации.

Выразительность образов подчеркивается находящимися в руках предметами – письмами, зонтиками, четками, бамбуковыми ветками. Особую роль играет складывающийся веер. Сложенный или раскрытый, он может превратиться в чашу, кинжал, фонарь или восходящую Луну.

Особая гордость театра Но – маски. Они отсылают к мистериям VII столетия, которые исполняли актеры-жрецы. В масках выступали актеры-пантомимы Гигаку – одной из разновидностей буддийской мистерии, а когда сложились каноны театра Но, у маски появилась другая роль – не аллегория, а подлинное лицо персонажа. В актерской уборной всегда есть место, напоминающее алтарь, где собраны самые старинные и знаменитые маски. А подлинная ценность признается только за теми, которые были созданы до XVII века. Это бесценные реликвии любой те­атральной труппы, и в спектак­лях они не участвуют.

Парча из лоскутов

В репертуаре театра Но около 250 классических пьес. Несмотря на свою строгость и иерархичность, он вполне способен соответствовать широким вкусам. Так, есть костюмированные и женские пьесы, пьесы «безумных» и о демонах. Но особую категорию занимают божественные и воинские. Последние – это исторические были, в которых проявляется самурайский культ. Тексты представляют собой ткань из фраз и цитат, заимствованных отовсюду в почти неизменном виде и хорошо знакомых основной части публики. Но тем не менее это совершенно оригинальные произведения. Принцип их построения носит название «парча из лоскутов». Однако фабула всегда проста и ясна.Например, в основе пьесы «Кагэкие», с которой театр Но приезжал в Москву несколько лет назад, лежит как раз военный сюжет. Доблестный военачальник Кагэкие проиграл ряд важных сражений и попал в плен. Отказавшись служить неприятелю, он выколол себе глаза и теперь влачит нищенское существование в пустыне. Дочь отправляется на его поиски, молва приводит ее и слугу к жалкой хижине. Дочь не узнает в слепом старике отца, и тот, стесняясь своего вида, также не открывается ей. Лишь ближе к финалу происходит удивительная по внутренней силе сцена узнавания. Отец рассказывает о своих былых подвигах и нынешних душевных муках. Он предчувствует близкую смерть, провожает дочь обратно, а сам остается умирать.

Несмотря на довольно динамичную фабулу, в спектакле нет ничего привычного, за что бы уцепился пытливый взгляд европейского зрителя. Ни драматизма переживаний, ни конфликта, ни коллизий, ни перипетий. Движения сдержанны, эмоции подавлены. Но все это позволяет сделать невероятные открытия. Например, о том, что паузы важнее слов, а энергия Но – это энергия пустоты, в которой царит бесподобное торжество статики. На сцене разворачивается безоговорочная победа минимализма. Триумф традиции, не побеждаемой временем. Триумф вечности, воплощенной в традиции.

Пределы инь и ян

«Как будто бы проводишь весь день в горах, как будто бы зашел в просторный лес и забыл о дороге домой. Любуешься на морские тропы вдали, на челны, скрывающиеся за островами… Как будто бы следишь за полетом диких гусей, исчезающих вдали среди облаков небесных…» – так описывал стиль театра в своем трактате великий Дзэами. Помнить об этом важно и актеру, и зрителю.

Этот театр неслучайно родился в среде монахов религиозной секты дзен.

В нем наглядно демонстрируется традиционный метод художественных принципов дзена – достижения единого путем равновесия разного. Общие принципы равновесия помогают зрителю ощутить то состояние гармонии, которое, с точки зрения японцев, изначально присуще миру. Все это трудно понять, не принимая во внимание универсальность инь-ян.

Например, во время дневного спектак­ля театра Но у зрителей настроение ян (оживленное), поэтому играть нужно в стиле инь (приглушенно). Вечером темнота навевает грусть – наступает время инь, значит, играть следует оживленно, чтобы в сердце проник дух ян, тогда мрачное состояние души уравновесится светлым. Когда на сцене и у зрителя одно и то же настроение, инь или ян, успеха не будет. От мастерства постижения законов инь-ян зависит и сверхза­дача – постижение красоты невидимого. У жизни есть предел, у театра Но его нет – гласит еще одна мудрость Дзэами. И все-таки, размышляя о театре Но, часто ловишь себя на мысли о том, что познать природу восточного искусства европейцу с помощью пестрых терминов и отвлеченных рассуждений невозможно. Не хватает того сакрального пространства восточной эстетики, в котором японский зритель пребывает каждый день. Но совершенно точно, что любой, кто побывает на представлении театра Но с открытым сердцем и душой, приобретет неоценимый опыт – иррациональный и трансцендентный. А это значит, он никогда уже не будет тем, кем был до этой встречи.