Вы окончили международную школу St. Clares в Оксфорде и Кенсингтонский бизнес-колледж по искусствоведческой специальности. То есть у вас нет профессионального кинообразования. Это как-то ощущается? Бывают моменты, когда вам его не хватает? Как считаете, профобразование действительно важно? Тем более что есть яркие примеры, когда в режиссуру приходили люди без него: Сергей Бодров-младший был историком, Алексей Попогребский – психолог, а Андрей Звягинцев – актер.
Конечно, бывают моменты, когда профессиональных навыков не хватает. Взять хотя бы работу с актером: ввести исполнителя в определенное состояние можно либо эмоциональными техниками, от чего быстро устаешь, либо по технологиям, например, Михаила Чехова. Сняв 14 фильмов, я ко многим процессам пришел сам, методом проб и ошибок. Что касается профобразования, то, думаю, это спорный вопрос. Дело в том, что ты можешь обладать инструментарием, уметь создавать форму, но совершенно не иметь никакого представления о содержании. Поэтому если выбирать между гуманитарным, на первый взгляд, не слишком нужным образованием (таким как историческое либо искусствоведческое, которое есть у меня) или узко профильным, то я предпочитаю первое.

В 1990-х вы снимали рекламу для Bounty и Procter & Gamble, параллельно защищая в Кембридже диплом по Дюреру и Рембрандту. Можно сказать, что это был разрыв между «хочу» и «надо», коммерческим продуктом и делом «для души»? Сохраняется ли этот разрыв сейчас? Насколько вы свободны как художник?
У меня разрыва между «хочу» и «надо» никогда не было. Реклама – это бизнес, и чем меньше творчества, тем больше денег, и наоборот. Соответственно, в тот момент, когда я занимался рекламой, мне очень были нужны деньги, но как только поступило предложение снять кино, я сразу согласился, хотя и проигрывал материально. Ни художник, ни писатель, ни тем более кинематографист никогда не могут быть полностью свободными. Кинематографическое искусство очень дорогое, в процесс создания фильма вовлечено огромное количество людей, технологий. Ты не можешь сделать картину продолжительностью четыре или семь часов, а если все-таки сделал – попробуй-ка поставить ее в прокат! Фильм должен быть не больше полутора часов, а это уже несвобода. Нельзя делать вертикальный кадр, только горизонтальный, и еще ряд ограничений. Между тем это большой вопрос, что такое авторское кино и коммерческое. Например, «Антикиллер» – коммерческий фильм, оказавшийся авторским. То есть в нем я сделал то, что хотел.

К вам прочно приклеился ярлык автора боевиков, периодически вы пытаетесь его сбросить, и появляются работы вроде «Наша Маша и Волшебный орех» или новеллы из «Сердце мое – Астана» и «Москва, я люблю тебя». Насколько сложно делать что-то другое под давлением уже сложившегося мнения?
Вы знаете, на меня столько давления самого разного: и со стороны старших родственников, и со стороны продюсеров, да и я сам давлю на режиссеров, когда выступаю в роли продюсера. Так что, честно говоря, этого давления уже не замечаю. Так как понимаю то, что делаю. Если снимаю сериал для телеканала, осознаю приоритеты телевизионного формата. В принципе не надо даже браться за работу, если ты боишься давления. Таковы правила игры. Что касается какого-то приклеенного образа, то я уже и забыл про экшен, хотя сейчас как раз его опять и снимаю.

Вы как-то сказали, что хотите сделать картину о царице Томирис – во многом благодаря своему происхождению. Вы не оставили эту идею? Ждать ли нам такой фильм? Или сейчас другие планы, идеи и реализации?
Не знаю, может быть оставил, а может – нет. Томирис была скифской царицей, жившей в 500 году до н. э., современницей Геродота, воевала с персидским царем Киром. К сожалению, наше российское сознание исторически, информационно и образовательно повернуто на Запад. Мы гораздо больше знаем о войне Алой и Белой розы, чем о сражениях, например, Тамерлана или Тохтамыша, хотя в битвах при Пуатье участвовало каких-то 15–20 тысяч рыцарей, а в великой степи сходилось по миллиону человек в одной битве. Мы знаем Александра Македонского, Атиллу, Чингисхана – ну и все. Даже про Тамерлана уже не так известно, а про Томирис вообще практически никто ничего не знает. Несмотря на это, многое из того, что привлекает меня в этой истории, уже отснято и выхолощено. К тому же, чтобы сделать действительно эпическое и мощное кино, нужен огромный бюджет, снимать его за 15–20 миллионов долларов нет смысла, а здесь необходимо минимум 150–200.

Вы говорили, что дай вам волю, снимали бы нуарные короткометражки в духе братьев Коэнов, что вас так в них привлекает? Кто еще из мира кино является для вас авторитетом?
Я люблю краткость. Короткий метр – интересная форма, которая, к сожалению, не слишком востребована, потому что ее сложно коммерциализировать. С развитием интернета, как мне кажется, этот жанр будет становиться более востребованным, потому что человек имеет возможность в промежутке между двумя станциями метро посмотреть фильм. Сейчас, конечно, много всевозможных фестивалей, конкурсов, и режиссеры снимают картины в одну, две, десять минут, но это происходит не потому, что они так хотят, а потому что короткометражку проще произвести, легче самовыразиться через нее. Честно говоря, большое кино интересует меня гораздо меньше того же телевидения. Вы посмотрите, какие сейчас сериалы снимают: «Фарго», «Декстер», «Во все тяжкие»! Телевизионное кино – это бесконечная история. Романисты XIX века писали свои романы по типу сериалов, то есть не сразу все произведение, а по главам в журнал. И часто они забывали, что придумывали в первой части. Например, один из героев Диккенса в каком-то там романе ужасно боялся собак. Потом автор забыл про такой факт, и этот момент так и повис – литературоведы до сих пор пытаются разгадать, что же Диккенс хотел этим сказать. А ничего! Он просто забыл. Так вот, мне кажется, что телевидение к роману ближе, нежели кинематограф. «Войну и мир», «Анну Каренину», «Тихий Дон» в два часа никак не уложить – много важного уйдет, и останется лишь выжимка. Телевидение же расширяет границы возможного. К тому же оно смыкается с интернетом, и мне кажется, что скоро они уже сольются в одно общее медийное пространство.

Что сейчас происходит в российском кино? Каковы его тенденции, на ваш взгляд, в какую сторону оно будет меняться в будущем?
В российском кино сейчас кризис. Но кризис не идей, а обыкновенный экономический, как везде. Правда, в этом я вижу даже положительные стороны, ведь говорят же: «голь на выдумки хитра». Когда у тебя нет денег, то включаются мозги, начинаешь думать, фантазировать, появляется виртуальная энергия. Тем более кино всегда получало от государства неплохую поддержку, однако многие фильмы не доходят до проката, например, «Иван, сын Амира» и «Какраки». Поэтому речь должна идти не только о выделении денег на картины, но и о создании мест для проката и продажи российского кино. Ведь это серьезное идеологическое оружие. И так называемые moviegoers – те, кто ходит в кино раз в неделю и чаще – молодые люди от 13 до 30 лет, они будет управлять нашей страной через несколько лет. Поэтому так важна, например, идентификация себя как россиянина, необходимо отличаться от других и оставаться самими собой. Сейчас же весь мир захлестнуло американское кино, культивирующее пресловутую американскую мечту и пытающееся сделать всех нас одинаковыми.

Мы беседуем с вами в салоне в Hyundai. И это, конечно, не случайно и, по крайней мере, свидетельствует о вашей искренней любви к автомобилям. Расскажите о своем Hyundai? Чем привлекает вас эта марка?
Я езжу на Hyundai Equus, и для меня это почти идеальная машина, сочетающая три качества, по которым я всегда выбираю автомобиль. Мне важно, чтобы он был экономичным, потому что живу за городом и каждый день накатываю туда и обратно по 250–300 километров. Во-вторых, много и подолгу нахожусь в машине, и потому важен комфорт, удобство салона. В-третьих, я люблю глазами, а Equus – очень красивый автомобиль. При этом степень гламурности и роскоши не зашкаливает. Он очень убедительный, сдержанный, я минималист и люблю, когда всего мало, в нужном количестве. В Equus для меня это все очень хорошо соединяется.

Какой вы водитель? Насколько уверенно чувствуете себя за рулем?
Сейчас вожу довольно спокойно. А вот раньше гонял и очень любил это дело. Но так было давно, в 1990-х годах, тогда все так ездили. А вообще я дисциплинированный водитель, не люблю нарушать правила дорожного движения, потому что если все начнут так поступать, будет коллапс. Могу сказать, что я вежливый и никогда не буду подрезать, гудеть на пустом месте. Агрессии и так много в воздухе разлито, чтобы ее еще создавать и провоцировать своими действиями. И потом, у меня стаж водительский 32 года, я уже все стадии водительской эволюции и мутации прошел. 

Hyundai Equus
Двигатель: бензиновый
Мощность: 334 л. с.
Максимальная скорость: 240 км/ч
Разгон 0-100 км: 6,9 с
Объем багажника: 474 л