Ученица Рема Колхаса, первая в истории женщина-архитектор, награжденная Притцкеровской премией, высшей архитектурной наградой, – персона крайне неоднозначная. Кто-то считает ее гением, кто-то – выскочкой, занимающейся распространением своей однотипной эстетики по всему миру. Но с одним, пожалуй, согласны все: Хадид – удивительно волевая и храбрая натура. Арабка по происхождению, она смогла реализовать себя в мужском белом мире современной архитектуры. Очень показательно, как именно одевается Заха: никаких мужеподобных жакетов или стрижек под мальчика – ни малейшей попытки замаскировать свой пол или национальность. Точно так же и в архитектуре – долгие годы ее проекты оставались лишь на бумаге из-за неготовности заказчиков принять их нестандартный дизайн, но упорством и несгибаемой волей Хадид переломила ситуацию, ни на йоту не изменив фирменному стилю. Сегодня она строит от Лондона до Копенгагена, от Пекина до Баку – ее здания буквально повсюду.

Долгий реванш за Кардифф

Но период отрицания явно не прошел для Хадид бесследно. Почти во всех своих проектах она словно берет реванш за некогда нереализованные идеи.

Первой построенной работой Захи была пожарная часть для мебельной компании Vitra, возведенная на германо-немецкой границе (этим летом ей как раз исполнилось 20 лет), а черед два года, в 1995-м, архитектор триумфально выиграла конкурс на проект оперного театра в Кардиффе, столице Уэльса, виртуозно обойдя конкурентов. Однако затем критика развернула против нее массированную атаку, а городские власти, равно как и британское правительство тори, и не подумали заступаться. В итоге до строительства дело не дошло. Как признавалась впоследствии Хадид, после валлийского провала ее бюро напоминало «колонию прокаженных»: «Лет шесть после истории с Кардиффом у нас не было заказов, так что зарабатывать приходилось исключительно чтением лекций и участием в конкурсах».

Критики превозносили радикальную архитектуру Захи, но мейнстрим решительно отвергал. Однако прошло 11 лет, и Хадид стала первой женщиной и первым арабским архитектором в истории, удостоенной Притцкеровской премии, по престижности аналогичной Нобелевской. В 2010 и 2011 годах она получила и высшую британскую награду – премию Джеймса Стерлинга (за Музей искусства XXI века MAXXI в Риме и Академию Эвелин Грейс в Брикстоне, одном из южных районов Лондона). Но окончательное признание в Великобритании пришло, когда в Лондоне построили Центр водных видов спорта, ставший главным сооружение Олимпиады-2012 (именно за этот проект Хадид наградили Притцкеровской премией). Похоже, мейнстрим наконец распростер свои объятия, Заху приняли в «братство».

Правда, в то самое время, когда она добилась столь серьезных успехов, на авансцену вышло новое поколение критиков, недовольных ее работами и теоретическими воззрениями. Так, архитектор и критик Сэм Джейкоб провел нелестную параллель между стилем Хадид и экономическим кризисом. В эссе «Руины будущего» он, в частности, пишет: «Эти проекты есть попытка превратить приток наличности и кредитов за счет колебаний абстрактных систем в нечто реальное: в вещь или место. Так создается архитектура зрелищной, пустой нереальности, основанная на нереальных деньгах и служащая пристанищем для нереальных программ. Эта нереальность просочилась в архитектуру, зачастую находя себе выход в истерических текучих формах и дерзких масштабах».

Белое будущее

Текучие формы и дерзкие масштабы есть и в Культурном центре Гейдара Алиева. Здание похоже на гигантский носовой платок, причем не распластавшийся на асфальте, а опускающийся на него в свободном падении. Бросая вызов законам геометрии и силе тяжести, строение не имеет ни одного прямого угла. У него словно вообще нет структуры, лишь чистая форма, явленная без какой-либо рациональной, практичной причины.

Проход к зданию лежит через парк, такой же покатый, как и крыша. Парк плавно поднимается на гребень холма. Хадид действительно не любит вписывать свои проекты в окружающий ландшафт (что ей регулярно ставят в вину), а, напротив, преобразует последний себе в угоду, создавая непрерывность линий. Зигзагообразные тропинки парка упираются в плазу – площадку для уличных выступлений. Это ровное и безупречное плоское пространство неожиданно начинается вздуваться и преобразовывается в крышу-покрывало. Она настолько изощренно укрывает здание, что заметить в нем традиционные архитектурные элементы совсем не просто – ни фасадов, ни дверей, ни окон, а просто кривая, виртуозно прочерченная рукой Хадид.

Эта кривая устремляется внутрь, где тоже царит бесшовность и текучесть. Собственно, как это и бывает у Хадид, понять, где именно кончается экстерьер и начинается интерьер не так-то просто – перед вами непрерывный поток внешнего и внутреннего, бесконечность формы, лента Мебиуса, превращенная в архитектурный объект. Культурный центр Гейдара Алиева – безусловно, продолжение идей, некогда заложенных в проекте оперного театра в Кардиффе и реализованных в музыкальном театре в Гуанчжоу и лондонском Центре водных видов спорта.

Плазе на подступах к зданию соответствует громадный внутренний атриум. Как объясняет сама Хадид, это сердце комплекса, публичное пространство для самых разных проявлений общественной жизни, аналогичное агоре у древних греков или, если брать архитектурные аналоги, вестибюлю главной лестницы Шарля Гарнье в здании парижской Оперы и коммунальному центру в домах-коммунах русских конструктивистов. Атриум обвивают три ракушкообразных выступа, разные по площади и высоте. В них размещаются аудиториум, музей и выставочные залы. Разные зоны переплетаются, перетекая одно в другое, словно края ленты Мебиуса.

Самый высокий выступ – четырехэтажный аудиториум на 1000 посадочных мест. Его извивающиеся, текучие стены обиты дубовыми панелями светло-коричневого цвета, подсвечивающимися изнутри, – неожиданное темное место в белом мире Захи Хадид. Это всполохи пламени, как уверяют архитектор и ее заказчики. В такой ассоциации зашифрована отсылка к зороастризму с его культом солнца, несколько тысячелетий назад распространенному на территории Азербайджана.

В белом цвете, доминирующем во всем комплексе, его заказчики также увидели символический смысл – белое, светлое будущее. Но вряд ли это имела в виду сама Заха, которая вообще любит белоснежные пространства (а какой еще цвет способен лучше передать тянущуюся бесконечность?). Тем не менее в пассаже про будущее все же имеется определенный смысл. Столь грандиозное творение Хадид явно укрепит международный имидж Баку, повысит туристический потенциал города. Вот и в шорт-листе World Architecture Festival 2013, крупнейшего ежегодного архитектурного фестиваля, и столица Азербайджана, и Гейдар Алиев уже оказались.