Отправляясь в далекий город на Неве, Пьер Картье ставил перед собой несколько задач: не только быть принятым при дворе, но и поближе познакомиться с творениями русского мастера Карла Фаберже, который в 1900 году произвел в Париже настоящий фурор, представив на Всемирной выставке 15 пасхальных яиц, изготовленных в подарок членам царской семьи. С этого момента между выдающимися ювелирами началась борьба за венценосных клиентов.

Интриги Фаберже и признание императора

После триумфа Фаберже мода на эмаль – его любимый декоративный материал – захватила Европу. Луи Картье также создал эмалевую коллекцию, широко используя при этом совсем не характерную для себя, но так любимую русским ювелиром сине-зеленую цветовую гамму. Но, безусловно, Картье не подражал Фаберже, он переосмысливал его, открывая тем самым новые грани собственного таланта. Так родилась знаменитая анималистическая серия – 200 фигурок животных, созданных из самоцветов, которые были приобретены у русских поставщиков поделочного камня, снабжавших в том числе и мастерскую Фаберже (Денисов-Уральский, Овчинников, Вефель). Кстати, сам русский мастер всячески препятствовал приходу французского конкурента в Россию и пытался не допустить открытия в Санкт-Петербурге бутика Cartier.

Главным «послом» Дома при русском дворе стала великая княгиня Мария Павловна, супруга великого князя Владимира Александровича и урожденная принцесса Мекленбург-Шверинская. Парижские ювелиры изготовили для нее две уникальные диадемы, одна из них – инкрустированная рубином в 5,22 карата, некогда принадлежавшим императрице Жозефине, первой супруге Наполеона Бонапарта, – ныне хранится в Эрмитаже.

В 1907 году, во время краткого визита в Париж, вдовствующая императрица Мария Федоровна посетила бутик на рю де ла Пэ. Луи Картье лично представил ей свои уникальные украшения. И очарованная им, Мария Федоровна пожелала иметь филиал Дома в Санкт-Петербурге. Через несколько месяцев в петербургской гостинице «Европейская» открылась рождественская выставка Cartier. Размещая официальный заказ, император Николай II пожаловал французским ювелирам звание «Поставщик Двора Его Императорского Величества».

Балет как источник вдохновения

Но настоящее сближение с Россией произошло для Cartier и всей Франции чуть позже, через два года, когда в 1909-м балетная антреприза Сергея Дягилева провела в парижском театре «Шатле» свой первый сезон. Искушенная французская публика была покорена тем гармоничным «синтезом хореографии, музыки и живописи», который явили ей русские гастролеры: пластикой Нижинского, Карсавиной и Павловой, музыкой Черепнина, Римского-Корсакова и Глазунова, декорациями и костюмами Бенуа, Рериха и Бакста. Тот дебютный год стал одним из самых успешных в истории «дягилевских сезонов» и положил начало моде на все русское.

Луи Картье и его художник Шарль Жако не остались в стороне от этого процесса. Неожиданное сочетание цветов (которое они увидели в «Половецких плясках» и «Шахерезаде»), когда оранжевый соседствует с желтым, зеленый с синим, а красный с розовым и фиолетовым, нашло свое отражение в их творчестве. Так, у Cartier появляются дерзкие ювелирные комбинации изумрудов и сапфиров, аметистов, рубинов и жадеитов. Конечно, и до «Русских сезонов» Луи Картье позволял себе смелые эксперименты. Еще в 1903 году в подвесках, выполненных в китайском и японском стилях, он соединял сапфиры с аметистами и аметисты с рубинами (кстати, создавая свои декорации, Бенуа и Бакст также вдохновлялись традиционным искусством Китая и Японии). Но, безусловно, дягилевский проект стал для Cartier огромным зарядом творческого вдохновения. Например, прообразом знаменитого колье-ошейника стало украшение, придуманное Бенуа для Нижинского в роли пажа в балете «Павильон Артемиды». Луи Картье развил первоначальную идею, сделав колье не широким, как это было принято, а узким, с акцентом на центральный элемент или удлиненную подвеску.

В 1913 году Картье создал великолепный вариант эгрета из бриллиантов и двух рубинов весом 8,54 карата. Обруч, надеваемый на голову, из тонких стилизованных ветвей, сходящихся на лбу и образующих подобие устья. В нем Луи расположил бриллиант классической формы, из которого, словно тонкие побеги, поднимались пять изогнутых бриллиантовых прутиков. Крайние симметрично отклонялись в стороны, три центральных, изогнутых буквой S, переплетались и образовывали ритмичные наклоны в одну сторону. На концах прутиков были подвижно закреплены чередующиеся бриллианты и рубины. Вся эта конструкция оживала с движением головы. Стоит ли говорить, что источником вдохновения для создания этого великолепного эгрета стал удивительный по своей ориентальности балет «Шахерезада».