Над какими проектами вы сейчас работаете? Используете ли для создания костюмов к нему вашу технику «пророщенных тканей»?

Конечно, к следующему Новому году в Бельгии откроется выставка Spectre de la Kaplevich, там будет представлено 30 моих работ, они из меня делают этакого Дэмиэна Херста. Из «пророщенных» тканей можно создать любой винтаж, да вообще что угодно. Чтобы получить такой эффект, на заводе работает человек 200. До этого мы не производили ничего подобного в промышленных масштабах.

Также мы одновременно делаем занавесы для Океанариума в Москве и кабаре в Питере. Для Еврейского музея и Центра толерантности оформляем три зала с помощью наших тканей. Шьем много костюмов для шоу. Плюс сейчас я занялся станковой живописью на материале своего же текстиля. Театральных проектов тоже много. В Новой опере вместе с Аллой Сигаловой ставим оперу «Щелкунчик» на музыку Чайковского, Демьян Кудрявцев пишет стихи, Коля Симонов готовит декорации, я – костюмы, но мы с Аллой еще и авторы либретто и замысла. А с Илзе и Андрисом Лиепа делаю декорации к балету «Щелкунчик», премьера которого состоится в Манеже к Новому году. Еще есть два проекта для театра «Современник».

Вы больше любите делать костюмы для драматического театра, оперы, кино?

Когда-то я вывел для себя формулу, что моя индивидуальность переменчива. Мне интересны именно переходы – от театра к кино, от кино к живописи, от живописи к строительству, от строительства к продюсированию, от продюсирования к лекциям. Еще я очень люблю путешествовать. Если месяц сижу на одном месте, для меня это очень большое испытание, стараюсь рвануть куда угодно. По роду деятельности чаще всего бываю в Париже, раз 10 в году, у меня там и ребенок учится. Франция исторически очень тесно связана с Россией, все эти города – Биарриц, Довиль, Трувиль, Ницца, Канны. Меня туда все время тянет.

Вы часто цитируете слова Сергея Дягилева Жану Кокто: «Удиви меня!» и любите удивлять. А сами чему больше всего удивляетесь в жизни?

Наверное, людям. Необязательно даже в положительном смысле. Несовершенству мира удивляешься в основном через людей. Но я стараюсь быть позитивным.

Как вам кажется, театр должен быть серьезным или развлекать публику? Какой театр вам ближе?

Есть категория зрителей, которая в театре не приемлет сложностей, философии. Им ближе развлечение, шоу, веселье, комедия положений. Я ничего не имею против такого подхода. А кто-то, наоборот, относится к театру как к серьезному процессу. Для него сходить на спектакль – все равно что прочитать роман Фолкнера. Это же большой труд. Что же касается меня, то в разное время мне нужно разное. С удовольствием посмотрю умную комедию, и мне совершенно не хочется идти на неталантливую тяжелую драму. Театр должен быть разнообразным. Я только что вернулся из ресторана, где показывали «В джазе только девушки». Потрясающее кино Билли Уайлдера, артисты великолепно играют – Тони Кертис, Мерилин Монро. Чем же это хуже, чем Тарковский? Эти фильмы нельзя сравнивать.

В прошлом году вы читали лекцию «Екатерина и Петр – Великие» из цикла «Русские бренды. Между триумфом и скандалом». Говорили, что вам хотелось бы, чтобы у России появились бренды, за которые не стыдно. Как вы с этой точки зрения рассматриваете АрАрАт? Насколько это сильный армянский бренд?  

Есть ли в Ереване место прекраснее, чем Арарат? Это главная вершина, гордость Армении, взятая за основу одноименного бренда. Вот вы можете видеть у меня на столе лимитированное издание коньяка АрАрАт «Ахтамар» по мотивам «Цвета граната» Сергея Параджанова… Всю свою продукцию АрАрАт проводит через Искусство. В 2012 году они обратились ко мне, в 2013-м – к канадскому художнику Гарену Бедросяну, сейчас перешли к театру.

Ваше самое теплое впечатление, связанное с Арменией?

В Армении я был всего два раза: на презентации «Легенды сегодня» – обновленной линейки коньяков АрАрАт, и по приглашению моего близкого друга – Артура Джанибекяна из Comedy Club. Он провез меня с сыном по всей Армении, получилась ознакомительная и очень душевная поездка. У меня вообще много друзей-армян, Дима Харатьян например. Большое впечатление произвел как раз завод АрАрАт, мы там провели два дня – атмосфера удивительная, все очень колоритно. И с нами все время работали люди, делающие натюрморты из фруктов, я в этом просто купался. И, конечно, в Армении феноменальные древние храмы в горах, скальные монастыри. Нас везде пускали, а в России к таким древностям так просто и не подойдешь.

На сколько процентов, как вам кажется, успех театрального спектакля зависит от костюмов и оформления? Кто из современных российских режиссеров «дружит» со сценографией?

В одном случае сценография и костюмы – решающий фактор, в другом – совершенно неважный. Я не верю, что хорошее оформление может спасти спектакль. Только добавить успеха. Если же спектакль плохой, то декорации могут спровоцировать еще большее отчуждение у зрителя. Как «шифрование пустот», которое мы иногда наблюдаем. Так что я прекрасно понимаю, какое место в театре занимает художник. Отнюдь не первое. Что касается лучших российских союзов режиссеров с художниками, могу назвать Шишкина и Могучего – они друг другу очень полезны. Кирилл Серебренников сам делает декорации – причем это я подвигнул его на такой шаг. Раньше он все делал с Колей Симоновым. А мне казалось, что в какой-то момент их союз перестал быть плодотворным. Вот и убедил Кирилла заняться костюмами и декорациями самостоятельно. И он их делает уже несколько лет. Недавно в Латвии получил первый приз за «Мертвые души» не только в номинации «Лучший спектакль», но и как художник по костюмам. А ведь в Латвии и вообще Прибалтике, очень хорошо работают с вещью, там существуют серьезные традиции, много перспективных модельеров. Юрий Бутусов с тем же Шишкиным делают очень интересные вещи. Отлично сотрудничают вместе Адомас Яцовских и Римас Туминас. Интересная команда в группе художников у Димы Крымова. Черняков прекрасно справляется, сам придумывая декорации и костюмы. Таких союзов, как у Любимова с Боровским или Марка Захарова с Олегом Шейнцисом, не так уж много – пожалуй, я все назвал.

А вам с кем из режиссеров интереснее всего работать? Вы признавались в интервью, что режиссеры вас боятся, многие уже не приглашают.

Сейчас у меня как раз обратный процесс – меня зовут. Когда перестали, я начал заниматься станковой живописью, картинами, арт-объектами, концептами. И сам стал от театра отходить. Но театр это почувствовал и сразу же ринулся ко мне. Только в декабре у меня было две премьеры: «Игра в джин» с Галиной Волчек в «Современнике» и мюзикл «Яма» по Куприну с Ниной Чусовой в Екатеринбургском театре музыкальной комедии. Бывает, что какие-то проекты не выходят. Вот стоит великолепный макет для «Тетки Чарлея», весь прозрачный, без стен, который оказался никому не нужным.

Как вы относитесь к театральным интригам?

Безразлично. Они существуют, и обычно я даже знаю, кто их проворачивает против меня. Но меня интриги не трогают. Театр перестал быть единственным местом, где мне тепло и уютно. Я сейчас одновременно веду 18 проектов. Нормально живу, ничего никому не пытаюсь доказать. Работаю в свое удовольствие. Стараюсь любить людей, с которыми общаюсь и сотрудничаю. Причем, возможно, кто-то и страдает из-за этого. Я бываю темпераментным. Иногда эмоции перехлестывают – взрываюсь. Но как-то терпят. У меня много сотрудников, постоянно общающихся со мной: архитекторы, два художника, помощники, юрист – целая команда. Сейчас я еще и преподаю в магистратуре для режиссеров, художников и драматургов в Школе-студии МХАТ у Кирилла Серебренникова.

Всегда поражалась вашей энергии. У вас бывают моменты кризиса или застоя, когда ничего не приходит в голову?

Конечно, но я умею с этим справляться: стараюсь куда-нибудь уехать, «уйти в тину» или нырнуть в новые отношения. И вдруг оказывается, что кризис – преходящее явление. Новые впечатления смывают все проблемы. Степень внутренней свободы, которую мы для себя в жизни отстраиваем – где-то приоткрываем забрало, где-то строим баррикады, где-то, наоборот, ведем себя простодушно, – и дает возможность для энергии и маневра. Я нигде не служу, занимаюсь только своим делом. Вообще вся моя история называется индивидуальное предприятие «Павел Каплевич». Я хорошо отношусь к нескольким театрам, помогаю им по разным вопросам, но ни один человек не может сказать, что он мной командует. Понятно, что жить в обществе и быть свободным от его законов – это иллюзия. Но ложное ощущение свободы и спасает. У меня нет ни перед кем обязательств, кроме самых близких людей.