Всеобщее примирение в красках

Церковь Всеблагой Богоматери в Асси, Франция

Мари-Алан Кутюрье (в миру Пьер-Шарль-Мари Кутюрье), благодаря которому эта затейливая церквушка с видом на Монблан и смогла появиться на свет, был одним из самых любопытных церковников своего времени. Ветеран Первой мировой, студент парижской художественной Академии де ла Гранд-Шомьер и ученик художника-символиста Мориса Дени. В его «Мастерской сакрального искусства» (Atelier des Sacrés Arts) Кутюрье провел пять лет, занимаясь созданием новой религиозной эстетики. Поиски сочленения живописи и веры привели его в итоге в лоно церкви – в 1925-м он принял монашеский постриг, присоединившись к доминиканскому ордену. Но и после не прекратил увлекаться живописью. Тем боле тому вполне способствовали настроения, захлестнувшие Римско-католическую церковь после Второй мировой войны, жажда обновления церковной жизни (политику аджорнаменто – «модернизации» – официально провозгласит папа Иоанн XXIII в 1959-м, уже после смерти Кутюрье). Церковь Всеблагой Богоматери в Асси, неподалеку от Шамони, во Французских Альпах, и стала одной из самых знаковых его попыток выразить религиозное чувство средствами модернистского искусства.

Во внешнем облике храма, построенного между 1937-м и 1946 годами, любопытным образом соединены романский стиль и элементы альпийского шале: 28-метровая колокольня, напоминающая донжон, и двускатная пологая крыша – такая же, как в традиционных савойских домишках. Местный архитектор Морис Новарина возвел церковь из зеленого песчаника, который в регионе используется для жилых построек. Однако ее истинное предназначение выдают колоннада при входе и мозаичная Богоматерь Фернана Леже на фасаде.

Расписывать церковь Кутюрье пригласил не только коммуниста Леже, правда, и обучавшегося в юности в церковной школе в Теншебре, но и иудея Марка Шагала (для него это был первый опыт сотрудничества с католической церковью, и разрешение над ним поработать художник спрашивал у раввина), а также Анри Матисса, Жоржа Брака, Пьера Боннара, Жана Люрса, Жоржа Руо и других актуальных на тот момент художников. Доминиканский монах вообще всегда повторял, что ценит гениального атеиста выше бездарного верующего, так как любое настоящее искусство все равно является религиозным.

Правда, не все его современники были согласны с таким подходом. После открытия церкви разразился скандал, и инициативная группа католиков-консерваторов даже добилась специального предписания Ватикана об изъятии из храма распятия Жермена Ришье, где фигура Христа почти сливается с напоминающим обугленную корягу крестом. Только в 1969 году скульптуру возвратили на место, а церковь окончательно признали шедевром религиозного искусства.

Светопредставление Матисса

Капелла Четок в Вансе, Франция

Над эскизами к церковным витражам Анри Матисс начал работать еще на больничной койке в лионской клинике, где в 1941 году ему сделали сложнейшую операцию на кишечнике. Никогда не отличавшийся особой набожностью художник таким образом хотел отблагодарить монахинь, ухаживавших за ним денно и нощно. И найти успокоение от боли, мучившей его тогда почти постоянно. К этим физическим страданиям вскоре добавились и душевные тревоги: жена и дочь художника были арестованы гестапо за участие в движении Сопротивления, и долгое время художник ничего не знал об их судьбе.

Мотив облегчения, которое в итоге он обрел на вилле «Мечта» в прованском городке Вансе, неподалеку от Ниццы, стал определяющим в капелле Четок (или часовне Розер, как иногда ее называют). К росписи Матисс приступил уже после войны с благословения аббата Мари-Алана Кутюрье, того самого, что активно способствовал синтезу католичества и современного искусства. «Я хочу, чтобы приходящие сюда испытали чувство облегчения и освобождения. Даже если они неверующие, я хочу, чтобы их дух стал возвышеннее, мысли – светлее, чувства – легче. Капелла приносит облегчение, и для этого не нужно биться головой о землю», – объяснял свой замысел Матисс. И действительно свет – яркий, провансальский свет, обильно заливающий капеллу сквозь витражные окна, может порождать только светлые и радостные мысли.

Этот свет и то, каким образом он преобразовывается в пространстве, и есть самое интересное как с художественной, так и с религиозной точки зрения. Матисс, родоначальник фовизма, совершивший в живописи великую революцию цвета, сделал часовню монохромной – белая плитка и черные панно: святой Доминик (капелла находится в женском монастыре доминиканского ордена), Богоматерь с Младенцем и сцены Крестного пути Христа. Они выписаны графически-монументально – не фигуры, а знаки, без лишних деталей и даже лиц, словно прочерченные одним махом, волевым движением кисти. Но этот черно-белый рисунок вновь становится цветным, соединяясь со светом, обильно льющимся из витражных окон самых что ни на есть фовистских оттенков: лимонно-желтых и сине-зеленых. Сочленение графики с разноцветным солнечным потоком создает невероятное ощущение встречи земного и трансцендентного. Природный свет в буквальном смысле превращается в капелле в божественный цветной эфир, раскрашивает и одушевляет монохромное пространство, заставляет черно-белые фигуры парить в его потоках. Так, отделив рисунок от цвета, Матисс вновь соединил их, явив нам преображение физического света в духовный. 

Ангелы Врубеля

Кирилловская церковь в Киеве, Украина

Кирилловской церкви в Киеве явно не повезло с местоположением – она находится на территории психоневрологической больницы и потому туристы сюда добираются не часто. Между тем это один из древнейших храмов Древнерусского государства, возведенный еще в XII веке, в правление князя Всеволода Ольговича, который в 1139 году захватил киевский престол, потеснив с него на несколько лет представителей Мономашичей. По его замыслу, Кирилловская церковь должна была стать главным собором одноименного монастыря и усыпальницей рода Ольговичей. Здесь, в частности, когда-то похоронили героя «Слова о полку Игореве» князя Святослава, однако саркофаги с княжескими погребениями до наших дней не сохранились.

Больничным храмом Кирилловская церковь стала в начале XIX века, а в конце того же столетия изучать древние фрески, случайно обнаруженные под слоями штукатурки, сюда приехал искусствовед, византинист профессор Адриан Прахов. Расчистив фрески, реставраторы обнаружили, что они покрывают стены не полностью. Места без живописи было решено заполнить новыми композициями, и почти случайно в число художников попал 27-летний студент Санкт-Петербургской академии художеств Михаил Врубель.

Самое удивительное во врубельских росписях в Кирилловской церкви – искренность. Святые у него очень человечны, и от того встреча с ними взглядом  (а все они имеют большие, очень выразительны глаза, полные тревоги, печали, страхов, самых что ни на есть обычных человеческих чувств) обескураживает и потрясает. Одна из самых выдающихся росписей – огромная композиция «Сошествие Святого Духа на апостолов», написанная на своде хоров за три месяца, без детальных эскизов. Лица для своих апостолов Врубель искал в том числе и среди пациентов психиатрической больницы – отсюда, видимо, в их ликах смятение и печаль, словно не от мира сегодня.

Создание одной из четырех центральных композиций мраморного иконостаса стало для Врубеля очень личной историей – это икона «Богоматери с младенцем». В ее строгой гармонии линий и красок чувствуется влияние Джованни Беллини, мастера венецианской школы (Врубель расписывал иконостас после путешествия по Италии, в которое его отправил Прахов). Но сам лик Богоматери выписан очень проникновенно, необычно и притягательно, перед нами не просто святая, но женщина. Моделью для Врубеля стала жена Прахова Эмилия, в которую художник был безнадежно влюблен. На иконе у подножия престола Богоматери мы видим напоминание об этой любви – нежные розы.

Именно в Кирилловской церкви находится работа, которую сам Врубель считал наиболее значительной, – «Надгробный плач», или «Пьета», на стене южной части нартекса. Ее композиция проста и сурова, фигуры ангелов, оплакивающие кончину Христа, плоскостные и статичные. Но в средневековое по исполнению изображение Врубель добавил свой цвет – охристо-оливковый и ярко-синий. Так вновь получилось очень эмоциональное насыщенная сцена. «Вот к чему, в сущности, я должен был бы вернуться…» – сказал художник, посетив Кирилловскую церковь через 20 после создания «Пьеты». 

Русский модерн в поисках веры

Церковь Спаса Нерукотворного, Абрамцево, Россия

Церковь Спаса Нерукотворного в подмосковном Абрамцеве – это маленький одноглавый храмик с черным куполом, тремя разными по высоте апсидами, звонницей, папертью и часовенкой, словно бы приросшей к основной стене. Но его уникальность заключается в том, что в создании церквушки принимали участие почти все художники «мамонтовского кружка», гостившие и работавшие в этой усадьбе Саввы Мамонтова: Васнецов, Поленов, Репин, Врубель, Антокольский, Неврев. Младшая дочь Мамонтовых, Александра Саввишна, потом вспоминала: «Абрамцево стало дорого для всех, и вот явилась мысль оставить какой-нибудь памятник совместной жизни, в котором главным интересом было искусство. Сначала думали построить общими силами часовню, но по мере того как составлялись проекты, стало ясно, что малые размеры этой задачи не соответствуют тому творческому порыву, который был налицо… Решили построить церковь». И в 1881 году закипело строительство.

Первоначально проект церкви разработал Василий Поленов, взяв за основу новгородский храм Спаса на Нередице, но его эскизы выглядели тяжеловесно. И работу перехватил Виктор Васнецов, в то время увлекавшийся архитектурой кремлевских московских, ярославских и ростовских церквей. Он добавил несколько собственных моментов: изменил пропорции постройки, увеличил высоту стен, поменял местами южный и северный фасады, украсил окошками, декоративными резными элементами и разноцветной майоликой.

Пока церковь под зорким взглядом архитектора Павла Самарина росла и ширилась, художники трудились над иконостасом: Илья Репин написал «Спаса Нерукотворного», Николай Неврев – «Сергия Радонежского», Васнецов – «Богоматерь», Поленов – «Благовещение». Впервые в истории русского искусства иконы внутри храма были выполнены в реалистичной манере. На северной стене можно увидеть рельефную «Голову Иоанна Крестителя» Марка Антокольского, напротив которой Елена Поленова поместила икону «Святые князь Федор с сыновьями Константином и Давидом».

Вопреки традициям стены храма сделали не белыми, а бледно-желтыми, цвета охры. Некоторые моменты и удачные решения были найдены художниками, как это часто бывает, случайно – так, например, появились цветы на клиросах. За несколько дней до освящения вдруг выяснилось, что про клиросы совершенно забыли, и недоделанными пятнами они бросались в глаза. Их спешно покрасили голубовато-зеленой краской, но стало только хуже. Тогда Васнецов разукрасил их цветами, да так и решено было оставить – уж больно красиво получилось.  На полу абрамцевской церкви распускается огромный фантастический цветок работы того же Васнецова, а справа от иконостаса стоит красочная изразцовая печь Михаила Врубеля – словом, куда ни глянь, везде искусство.

Церковь Спаса Нерукотворного – не просто храм, хотя здесь и проводятся службы по знаменательным для семьи Мамонтовых датам, но прежде всего одно из главных произведений русского модерна.  

Витражи в стиле ар-нуво

Собор Святого Вита в Праге

Один из красивейших готических соборов Европы возводился на протяжении 600 лет – над ним работали лучшие архитекторы и художники своего времени. И результат их труда поражает как изнутри, так и снаружи. Бродя по тесным средневековым улочкам Пражского Града, возвышающегося на холме над Влтавой, попадаешь на небольшую площадь, входишь в ворота и вдруг чуть не падаешь от изумления, столкнувшись нос к носу с высоченными монументальными готическими башнями. Национальная святыня Чехии, резиденция архиепископа и усыпальница всех чешских королей надежно спрятана среди компактного скопления исторических зданий.

Необычный вид интерьеру собора придают витражи Альфонса Мухи, «моравского гения», одного из главных художников-модернистов начала ХХ века, основателя стиля ар-нуво.  Его «визитная карточка» – портреты томных чувственных женщин в изящном обрамлении цветов, листьев и растительного орнамента. В Париже он делал афиши для выступлений великой Сары Бернар (и был ее любовником), входил в «Салон ста» вместе с другими богемными символистами – Тулуз-Лотреком, Верленом, Малларме – и выполнял море заказов. Его изображения тиражировались на этикетках, плакатах, открытках, панно, календарях, эстампах, ювелирных украшениях. Муха был феноменально популярен, но в каком-то декоративном, легком жанре. Витражи в соборе Святого Вита стали, пожалуй, самой серьезной и глубокой его работой.

На центральном панно «Прославление святых Кирилла и Мефодия» – редчайшем образец церковного витража в стиле модерн – изображены покровительница Чехии мученица Людмила и ее внук Вацлав (моделью для которого послужил сын Мухи Иржи). Сцены из жития святых все равно несут на себе характерные черты стиля Альфонса Мухи – изобилие орнамента, красавицы-мученицы с роскошными волосами, изысканные цветочные вкрапления, каллиграфически точная прорисовка линий, ясные, отчетливые, выразительные формы.

Удивительно, что человек, которого не приняли в пражскую Академию искусств ввиду «абсолютного отсутствия таланта», стал олицетворением чешского национального искусства, самым известным чешским художником всех времен.

Мадонна по заветам граффити

Церковь Девы Марии – Помощницы христиан, Кель-Гольдшойер, Германия

Эту неказистую, построенную в 1960 году и пришедшую в запустение церковь хотели снести. Но на защиту храма неожиданно встал уличный художник и дизайнер Штефан Штрумбель, получивший известность благодаря серии причудливых часов с кукушкой в стиле поп-арт. В такой же манере он «препарирует» католические и немецкие традиционные символы, пытаясь тем самым раскачать традиции и поставить под сомнение запреты. Несмотря на атеистические взгляды, поработать с церковным пространство было его давней мечтой.

Когда Штрумбель показал первые эскизы отцу Браунштейну, священнику храма, и представителям фрайсбергской епархии, церковники пришли в ужас, но в итоге компромисс с художников смогли найти. Часть средств на «перезагрузку» выделила епархия, часть – собрали верующие. И теперь церковь Девы Марии – Помощницы христиан едва ли не самая популярная в городе: возобновились службы, увеличилось число прихожан. Не исключено, что многие приходят сюда не только ради встречи с Богом, но и чтобы посмотреть «на Штрумбеля», одного из самых востребованных немецких граффитчиков и любимчика Карла Лагерфельда, купившего его часы с кукушкой.

Прямо над входом в церковь Штефан разместил шестиметровую Мадонну в традиционном головном уборе и платье региона Шварцвальдских гор, где находится Кель (земля Баден-Вюртемберг). На руках она держит младенца Христа, весьма сурово взирающего на противоположную стену – на алтарную часть, где висит деревянное распятие, подсвеченное светодиодными лампами. Так протягивается невидимая нить между началом жизни и ее концом. От распятия в разные стороны отходят розовые лучи, похожие на острые клинки, все же остальные стены церкви расписаны более аскетично – серо-белыми широкими полосами. Под Мадонной слева и справа от входной двери Штрумбель расположил два графических баллона, которые обычно используются в комиксах для обозначения речи персонажей. Он оставил их пустыми, чтобы прихожане могли наклеивать туда свои молитвы.

Свет, льющийся сквозь квадратные витражные окна, падает на лица Христа и Марии, словно оживляя их. Эта нежная игра разноцветных световых пятен на полу и стенах рождают умиротворенность, в которой растворяются и успокаивают даже брутальные росписи, а комиксы, светодиоды и граффити приобретают мистический, почти священный смысл.

Бескорыстный дар Шагала

Церковь Фраумюнстер в Цюрихе, Швейцария

Аббатство Фраумюнстер на территории современной Швейцарии в IX веке основал король Баварии Людовик II для своей набожной дочери Хильдегарды. В то время как остальные отпрыски знатных фамилий предавались развлечениям, юная аббатиса из династии Каролингов сосредоточила в своих руках немалую власть. Монастырь не зависел от воли монарха, обладал обширными наделами земли и правом чеканить монеты, торговать на рынках и облагать народ пошлинами. По сути, Фраумюнстер был чуть ли не «государством в государстве», а аббатиса выполняла функции мэра города. Однако в последующие времена аббатство со всей его независимостью и неприкосновенностью медленно приходило в упадок, а в 1524 году и вовсе было упразднено по приказу реформатора Ульриха Цвингли.

Только в ХХ веке началась реконструкция Фраумюнстер. Среди швейцарских мастеров дважды проводили творческий конкурс на работы по восстановлению храма, но безуспешно. И тогда специальная комиссия обратилась к Марку Шагалу. Именно он придал Фраумюнстер тот вид, который сейчас привлекает туда тысячи туристов со всего мира. Созданные им пять витражей 1x10 метров в длину изображают всю историю христианства от Ветхого до Нового Завета и будто светятся изнутри, поражая непривычным для церкви шагаловским спектром цветов – глубоким синим, рубиновым, рыжим, изумрудно-зеленым. 83-летний мастер не только выполнил все росписи, но и сам готовил поверхность стекла. И даже не взял у города денег за свою работу. А когда ему исполнилось 90, подарил Фраумюнстер еще и окно-розетку в южном трансепте, состоящее из семи лепестков, которые символизируют семь дней творения.

С появлением витражей Шагала, парадоксально объединивших строгую готику с современным искусством, к Фраумюнстер вернулась былая слава. Больше всего витражи напоминают огромные картины, акварель или гуашь, выполненные в чуть наивной, примитивной, детской манере, и в то же время впечатляющие своей экспрессией.