Вы окончили часовую школу в Ла-Шо-де-Фоне в 1980-х. Насколько вам было комфортно учиться в самый разгар кризиса швейцарской часовой индустрии? Вы упорно верили в ее возрождение или у вас просто не было выбора?

Я поступил в часовую школу в 1980-м, сразу после начала так называемого кварцевого кризиса, когда на рынок вышли японские модели, оснащенные кварцевым механизмом. Очень многие часовщики тогда потеряли работу, но несмотря на это, я хотел получить именно эту профессию. Да и отец поддержал меня, заверив, что и в кварцевую эпоху кому-то надо уметь чинить механические часы.

С самого детства я любил возиться с механизмами, с любыми их видами – двигателями, моторами. Часы для меня – маленькая машина. Оказавшись в школе часовщиков, я стал единственным учеником в классе. Внимание всех мастеров сосредоточивалось только на мне, так за четыре года я сделал насто­ящий рывок в своем профессиональном становлении. Пос­ле столь усиленного курса хотелось не просто чинить часы, но и работать над созданием сложных механизмов.

Удивительно, как похоже звучат подобные истории и как сильно они начинают отличаться с определенного этапа. Что лично вас связывало с Audemars Piguet?

Не знаю почему, но мне всегда хотелось работать именно в этой компании. Туда я и устроился в 1984 году, то есть сразу же после окончания часовой школы. Очень быстро освоил все тонкости производства скелетонированных моделей: от создания механизма до отделки, гравировки и оформления циферблата. И после 18 месяцев спросил руководство, могу ли я заниматься разработкой механизмов высокой сложности. Мне ответили, что это возможно, но только после 20 лет работы в цеху. Когда ты молод и полон надежд, 20 лет – невыносимо долгий срок. Я обращался в другие часовые компании – и везде ответ звучал одинаково.

Через некоторое время мне и пришла в голову мысль основать собственную компанию. Так в 1986 году появилось конструкторское бюро Renaud & Papi, открытое совместно с моим коллегой Домиником Рено. Мы первыми начали использовать компьютеры для создания эскизов, которые раньше рисовались исключительно вручную с помощью циркулей. Наша компания развивалась очень быстро, и на следующем этапе мы задумались о собственной мануфактуре. Как вы понимаете, это требовало огромных финансовых затрат, но, к сожалению, банки отказывались предоставлять нам кредит. Вот тогда я и обратился к Жоржу-Анри Мейлану, в то время генеральному директору Audemars Piguet, с просьбой инвестировать в наш проект. Он согласился, но с одним условием – за 52 процента акций Renaud & Papi. Это случилось в 1992 году. Мы приняли предложение, потому что на тот момент оно было, по сути, единственным. С тех пор Audemars Piguet и Renaud & Papi работают вместе. Последние десять лет Audemars Piguet владеет 80 процентами акций компании, остальные 20 процентов принадлежат мне.

Каким образом осуществляется ваша работа в компании Audemars Piguet Renaud & Papi? Занимаетесь ли вы текущим административным управлением или основное время тратите все же именно на творчество?

Я стараюсь оставаться только изобретателем и решать исключительно технические вопросы, связанные с созданием часов. Что же касается организационных проблем, то здесь я почти бессилен, поэтому много лет подобной работой занимается исполнительный директор Renaud & Papi Фабрис Дешанель. Именно он решает, когда сотрудники могут уйти в отпуск, выдает им зарплату, а я в это время просто вожусь с часовыми механизмами.

В этом году отмечается 40-летие модели Royal Oak. Какие подарки коллекционерам и поклонникам марки подготовлены к юбилею?

Первые идеи о создании юбилейной модели, которая продолжила бы «королевскую» серию, появились еще три года назад: именно столько времени требуется для создания качественных часов. К годовщине первых Royal Oak мы хотели выпустить ультратонкий турбийон, сохранив при этом исходные размеры модели: диаметр корпуса – 39 мм, глубину от стекла до задней крышки – 8 мм. Чтобы эти цифры не увеличились, толщина калибра не могла превышать 4,5 мм, при этом требовалось оставить 72-часовой запас хода. Разработка Extra-Thin Royal Oak Tourbillon надолго стала моей главной задачей.

В прошлом году мы приняли решение увеличить размер корпуса юбилейной модели с 39 мм до 41 мм, что значительно облегчило весь процесс (ситуация намного усложнилась бы в случае уменьшения диаметра корпуса). В итоге у модели индикатор запаса хода находится на задней крышке. Мы специально убрали его с циферблата, потому что дополнительные стрелки не добавляют часам элегантности. Циферблат оформлен предельно лаконично: на нем всего две стрелки. Корпус массивный, прочность увеличена за счет мостов, которые оберегают часы от последствий ударов.

Об ударостойкости я говорю очень уверенно, потому что мы провели три теста разной степени сложности. Первый – падение с высоты одного метра на твердую поверхность. Второй – устойчивость к вибрациям средней частоты и амплитуды, которые возникают при игре в теннис или гольф. И наконец, третий тест – на переносимость долгих вибраций низкой амплитуды, возникающей при движении запястья. Эти испытания показали, что часы обладают очень высокой степенью прочности.

Модель Extra-Thin Royal Oak Tourbillon элегантна и спортивна одновременно. На мой взгляд, такие часы прекрасно подходят и для выхода в свет, и для активных занятий спортом. Их можно носить почти ежедневно и по любому поводу.

Кстати, в юбилейную «королевскую» серию входит еще одна модель, очень похожая на Extra-Thin Royal Oak Tourbillon, но с одним отличием – она скелетонирована.

Несмотря на принадлежность к Audemars Piguet, ваша компания также сотрудничает и с другими брендами. Означает ли это, что для вас не стоит вопрос корпоративного стиля? По каким параметрам вы выбираете часы лично для себя?

Это очень интересный вопрос. Вы знаете, я люблю находиться «внутри» механизма, то есть проектировать его, работать с ним, а носить часы – совсем другое дело. Я далеко не коллекционер. Например, не уверен, что надел бы часы, собираясь заниматься спортом. Они в любом случае сковывают движения. В отпуске ношу дешевые модели. Не хочу, чтобы люди обсуждали мое материальное состояние, а с дорогими на руке это неизбежно. Повторюсь, носить часы – это совсем не то же самое, что создавать их.

Ваши дочки уже проявляют интерес к часовому делу?

Мои замечательные девочки показывают пока отличные результаты в школе, и я ими очень горжусь. Старшая похожа на меня: тоже увлекается всякого рода механизмами, очень любит физику и физкультуру. У младшей более женские интересы: еще совсем недавно она мечтала стать принцессой, теперь хочет изучать химию, чтобы создавать собственную косметику для женщин. Для меня же не слишком важно, какую именно профессию они в итоге выберут, главное – чтобы получали удовлетворение от работы. Конечно, если дочери решат стать часовщиками, буду очень польщен, но не хочу на них давить и как-то влиять на выбор.