Отшельник и хуторянин

Заядлый театрал способен с ходу вспомнить сразу несколько загадочных литовских фамилий – Вайткус, Мильтинис, Коршуновас, Карбаускис... Но имя Эймунтаса Някрошюса в этом ряду занимает особое место. Он не просто художественный руководитель литовского Meno Fortas, но и один из корифеев европейского театра. Это как раз тот самый режиссер-визионер, мыслитель, живописец, поэт, создатель грандиозных миров, автор трагических полотен, непревзойденный переводчик литературных текстов на язык сцены и великий знаток человеческой психологии. Каждая из его знаменитых постановок – «Пиросмани», «Квадрат», «Три сестры», «Вишневый сад», «Гамлет», «Отелло», «Макбет», «Песнь песней», «Фауст» – новый взгляд и новое открытие классики. Те, кому доводилось проезжать забытые богом литовские хутора, могли заметить, что они похожи на жилища отшельников, живописно заваленные крестьянским скарбом. Неслучайно многие из этих хуторов превращены в музеи под открытым небом. Тот же крестьянский скарб, приспособленный самым невероятным образом, можно увидеть и в шекспировских трагедиях, в чеховских драмах, в «Фаусте» Гете, в ветхозаветной «Песни песней», переложенных на язык сцены Някрошюсом.

Крестьянские корни крепко держат его в литовских традициях, в мировоззрении евроскептика, в принципах жизни. До сих пор глава и создатель Meno Fortas – типичный литовский хуторянин. Родился на хуторе, в 18 лет приехал в Москву, поступил в ГИТИС на режиссерский факультет, не зная русского языка и не имея никакого представления о профессии. С первого курса покорил своего мастера, к слову, большого режиссера Андрея Гончарова, который предрек ему славу. С блеском окончил институт. Уже первыми спектаклями, сначала в Литве, а потом и в Москве, заставил говорить о себе как о ярком и самобытном режиссере и с тех пор уже не сворачивал с намеченного пути.

В 1980-х молодому Някрошюсу предлагали кресло главного режиссера в московских театрах, а на родине, в Литве, – тем более. Но не сразу Эймунтас согласился возглавить Вильнюсский театр русской драмы. Затем добросовестно проработал в нем двадцать лет и вдруг ушел. Собрал небольшую труппу из верных друзей-актеров и молодых студийцев – так родился Meno Fortas. Правой рукой Някрошюса стала его жена Надежда Гультяева, сценограф и соавтор некоторых спектаклей. Затем к ним присоединился и сын Мариус, которого уже сегодня называют гениальным и в качестве соавтора постановок ставят в один ряд с отцом.

Пределы контроля

Мастера такого уровня выделяются по четко определенным признакам. Один из них – врожденная потребность оставаться в тени своей системы и своей славы. Някрошюс всегда был персоной вне социума. Ему пятьдесят семь, из которых почти сорок лет он отдал театру. Его ментальность проявляется в немногословии, непритязательности в быту, во внешне спокойном и даже во мрачном взгляде. За этот-то взгляд театралы и называют его «наш сумрачный литовский гений».

Великие режиссеры всегда слыли тиранами и спонтанно подавляли волю актеров. У Антонена Арто они были жертвами, у Ежи Гротовского – мучениками. Георгий Товстоногов швырял в них пепельницы. Театр Meno Fortas и его актеры – это весь Някрошюс. В его спектаклях актеры если любят, то летают по сцене. Если ненавидят – проваливаются в безд­ну. Они работают на необычайном эмоциональном подъеме. Пересказать эту игру совершенно невозможно. А сам стиль Эймунтаса Някрошюса называют «метафорическим реализмом», и точнее определения не подберешь.

И такой стиль завораживает не только актеров, но и зрителей и критиков. Някрошюс – неоднократный победитель театральных фестивалей. Почти ежегодно он получает награды от правительства страны. В 1998-м Союз театров Европы назвал его «Режиссером года». Москва и Санкт-Петербург ежегодно вручают литовскому мэтру самые престижные премии. Ему не раз рукоплескала вся Европа. Особенно любят Някрошюса в Китае и обожают в Италии.

В 2007-м петербургский фестиваль «Балтийский дом» установил свое­образный рекорд. В течение месяца на его площадках шли спектакли одного режиссера. В результате был показан весь репертуар Meno Fortas – семь спектаклей Някрошюса. И на каждом – аншлаг. Зрители стояли вдоль стен, висели на плечах друг у друга, срывали с петель двери. А на театроведческих факультетах престижных театральных вузов объявили внеочередные каникулы. Все студенты уехали в Питер смотреть великого Някрошюса.

О чем умолчал Аристотель

Известно, что греческая и римская цивилизации считали театр важнейшим из искусств. Созерцание трагедии могло вызвать у древних не просто боль, слезы или трепет, но и некое очищение, освобождение – катарсис. Сегодня, увы, театр утратил свою визионерскую суть. Развлечения оказались неспособны вернуть зрителю первобытную энергию очищения. И никакого катарсиса на спектаклях мы уже не испытываем.

Но что же такое катарсис, или то, что мы утратили, так и не испытав? Аристотель при всей научности своего мировоззрения на этот вопрос отвечал неопределенно. Послушайте, о чем рассуждают зрители после спектаклей Някрошюса. Они говорят о невероятной легкости, освобождении, о каком-то детском восприятии, о том, что у них то «першит в горле», то «просятся слезы». Им вторит взыскательная театральная критика, особенно мос­ковская, которая Някрошюса просто боготворит. Впрочем, в данном случае действительно есть за что. За тот самый пресловутый катарсис.

Между тем такому катарсическому театру трудно или просто невозможно сделать рекламу. Скорее наоборот. Постановки необычайно длинны, темны и перенасыщены метафорами. Каждый спектакль длится по пять-шесть часов, да еще на литовском языке. Но называть элитарной манеру Някрошюса неправильно. Разве может элитарный режиссер справляться с большими сценами и тысячными зрительными залами? И при этом настолько внедряться в зрительское подсознание, что даже те, кто смотрит и не понимает сути происходящего, все равно оказываются во власти фантазий?

Громы и молнии

Каждый зритель Някрошюса расскажет вам о бездне ощущений и впечатлений от постановок. Даже есть один израильский театрал, который не видел ни одной постановки режиссера, зато собрал целую коллекцию рассказов очевидцев. И действительно, на спектаклях Някрошюса можно не слушать перевод в наушниках, а просто окунуться в атмосферу, где играет все: люди, жесты, гром, звуки, огонь, вода, камни, дерево. Полностью довериться происходящему и все равно получить огромное удовольствие. Умом понять разворачивающееся перед тобой действо непросто, но в случае с Някрошюсом делать этого и не нужно. Театр во все времена успешно использовал магию живого присутствия как одно из средств воздействия на зрителя. Для магического театра Meno Fortas это обычное дело.

Кстати, нечто подобное произошло на спектакле «Гамлет», который труппа играла в датском городке Эльсиноре, в старинном замке на берегу Северного моря, в том самом, куда Шекспир поместил действие своей трагедии. И когда в финале спектак­ля, по замыслу Някрошюса, с потолка стала капать тающая глыба льда, в небе... сверкнула молния и начался страшный ливень. Зритель, поддавшись возвышающему обману искусства, решил, что это очередная режиссерская находка. Многие тогда испытали нечто сродни катарсису. Кому-то даже потребовалась медицинская помощь.

Магический «Идиот»

Историки утверждают, что в Средние века театр был средством излечения городов. Из-за постоянных войн, эпидемий и других бедствий жизнь общества оказывалась разрозненной и подавленной. Когда же все горожане собирались на представление, то части социума соединялись. На несколько дней город восстанавливался как целостный организм, где каждый член вновь обретал свое место.

Несомненно, спектакли Някрошюса также объединяют зрителя. Неслучайно они так метафоричны, длинны и медитативны. Особенно это чувствуется в постановках трагедий Шекспира и гетевском «Фаусте». Проникая в самые темные зоны страха и отчаяния, эти спектакли свидетельствуют о чем-то большем, чем судьба, эпоха или рок. Они словно говорят, что даже в трагедии не все потеряно, что в любой темноте обязательно забрезжит свет.

Этим летом, 1 июля, после долгого периода репетиций состоялась премьера нового спектакля Някрошюса. В переполненном зале Театра русской драмы Вильнюса шесть часов с перерывами зрители наблюдали режиссерскую интерпретацию романа Федора Достоевского «Идиот». Ни в одном из трех антрактов никто не покинул зал. Публика после закрытия занавеса несколько минут стоя приветствовала актеров.

Жизнь и судьба этого спектакля только начинается. В нем нет эпизодических ролей, и все тринадцать актеров, следуя режиссерской задумке, – 13 героев романа. Постановка уже побывала в Италии. В августе прошли гастроли в Португалии. В конце сентября «Идиот» привезли в Санкт-Петербург и открыли им «Балтийский дом» (говорят, снова с петель срывали двери...). А в октябре он появился на международном фестивале «Ди­алог» в городе Вроцлаве. В середине ноября «Идиот» приехал в Москву. Истомленная московская публика получила свое сполна. Хочется верить, что с этим показом круг почитателей таланта Эймунтаса Някрошюса увеличится как минимум вдвое.