Моей первой реакцией на ваш фильм «Generation П» было что-то вроде: «Хорошо, но мало». Вы в кино – как Дона Тартт в литературе: за 30 лет три романа, но все великие. Почему вы так редко снимаете? И как долго работаете над одним фильмом?
Это какое-то проклятие. Волею судьбы я делаю независимое кино. И это очень дорого обходится в плане времени, сил, возможностей. На проект «Generation П» было потрачено почти шесть лет. Мы снимали фильм кусками, а это, в общем, запрещено делать. Когда производственный процесс останавливается, ты теряешь объекты, актеров, команду. Я закончил это кино только благодаря поддержке единомышленников. И сейчас наблюдаю похожий процесс. Материал у нас далеко не типичный для экранизации. Процесс написания сценария с осознанием всей игры смыслов, заложенной Пелевиным, реально требует времени. В России привыкли, что сценарий пишется очень быстро, государство помогает в финансировании, запускается производство. С моей точки зрения, как правило, слишком рано. В том же Лос-Анджелесе, где я жил, сценарии переписываются десятками лет – я не преувеличиваю. В «Generation П» совмещено много разных историй: потусторонние миры, гиперреальность девяностых, взгляд в будущее, гламур нулевых. У нас было 120 съемочных дней, и они эквивалентны съемке трех фильмов. Я выбираю для себя непростые проекты и потом долго, с удовольствием их делаю. Премьера «Ампир V» – в конце 2018 года. Если успеем. У нас гигантский объем компьютерной графики (около 800 кадров) и невиданная доселе фрактальная анимация – это единственное, что нас задерживает.

Почему из всей современной русской литературы выбор пал на Пелевина?
Он самый интересный русский автор. Даже больше, чем просто автор, – современный философ, осмысливающий реальность. Весь этот дикий постмодернизм, описанный в «Generation П», стал сейчас повсеместным, мировым. Пелевин предвидел это явление. Когда я прочитал роман, это был поворотный момент в моей жизни. Я наконец нашел историю, которую должен был во что бы то ни стало экранизировать. Безусловно, как и любой другой режиссер, я параллельно развиваю еще целый ряд проектов. Но все-таки Пелевин захватил мое сознание. Сейчас это то, что горит и волнует. «Ампир V» станет неким философским продолжением первого фильма. Мне хочется рассказать эту историю дальше.

Вас очень сложно отнести к определенному направлению. Как бы вы сами определили: вы артхаусный режиссер или тяготеете к массовой культуре? Или имеет место такое постмодернистское смешение, когда вы ориентируетесь на умного зрителя, способного воспринять какую-то сложную философию, но в то же время хотите его и развлечь, сделать то, что может иметь успех у широкой аудитории, которая и Пелевина-то не читала?
Вы замечательно ответили на этот вопрос. Пелевин любопытен мне еще и своей жанровой игрой. Сейчас мы играем в вампирский жанр. Но, по сути, это полное его переосмысление. Сатира на жанр присутствует во всех пелевинских романах. И мне она очень близка. Жанровое кино я иногда люблю посмотреть, может, когда-нибудь и выступлю на этом поле, но у Пелевина всегда присутствует невероятный микс. «Ампир V» – это и бандитская история, и фэнтези с погружением в галлюциногенные миры, и триллер, и драма о духовном падении человека.
Что я делаю? А что делал, например, Стэнли Кубрик? Глубокое, интересное кино, которое одновременно и несет смысл, и выполняет развлекательную функцию. Кстати, у Кубрика все фильмы были экранизациями. В этом смысле меня тоже тянет к уже существующим историям. Я точно не артхаусный режиссер. Но с трудом вижу себя и в каком-то мейнстримовском качестве, как режиссера стандартных жанровых историй. Хочется какую-то головоломку решить. Я не могу заставить зрителя думать. Но мне бы хотелось, чтобы он тоже немножко работал. Поэтому я ищу определенный ритм интерактива со зрителем, когда он не только получает кайф, но и принимает участие в мыслительном, интеллектуальном процессе.

Сейчас вампирский жанр вообще в моде – стоит вспомнить хотя бы «Сумерки», «Впусти меня», сериал True Blood. А у вас какими будут изображены вампиры?
Это будет некая тайная секта, члены которой живут среди нас. Вы даже можете быть знакомы с вампиром, который вас уже давно «продегустировал» и знает все про вас. Они более страшные, зловещие, хотя даже не сосут кровь.

На Западе вы снимали музыкальные клипы и рекламные ролики. «Участвовали душой», как рекламные гуру учили Вавилена Татарского в «Generation П», или для вас это просто ремесло?
Я давно закончил снимать клипы. Это был азартный, интересный отрезок моей жизни, когда я участвовал в бешеной гонке и существовал в очень конкурентной среде. Безусловно, я вкладывал в ролики душу, как и Вавилен Татарский. До тех пор, пока не понял, что больше этого делать не стоит.

А как это повлияло на вашу стилистику как кинорежиссера? Например, Тарсем Сингх, также известный по музыкальным клипам, снял «Клетку», и она просто заворожила всех своим видеорядом, балансирующим на грани сна и реальности. Тимуру Бекмамбетову очень пригодился опыт рекламных роликов для «Ночного дозора» – именно там он почерпнул свою динамику.
Я знаю работы Тарсема, мы как раз в одно время в Штатах сотрудничали. Он стилист, и все его клипы созданы в специфической, «тарсемовской» манере. У меня же всегда с этим были проблемы. Я каждый раз хотел делать что-то новое, экспериментальное, двигаться дальше. Допустим, я уже снял черно-белый клип в ночном клубе с засвеченными лицами в высоком контрасте. Приходит менеджер артиста и говорит: «Сделай нам то же самое». А я не хочу. И всегда был конфликт, работа на заказ тяжело давалась. В какой-то момент я был пресыщен этим. «Generation П» возник в моей жизни, когда я захотел что-то поменять.

И «Generation П», и «Ампир V» – независимое кино, то есть деньги на производство вы ищете сами. При этом фильмы дорогие, бюджет порядка 400 млн рублей. Каким образом вы находите финансирование? Сколько денег удалось собрать с помощью краудфандинга на «Планете»?
Я вообще очень благодарен людям за помощь. Когда для «Ампира» мы не могли получить ни коммерческой, ни государственной поддержки, я обратился к своим зрителям через «Планету». И мы побили все рекорды, собрав около 8 млн рублей, – только Борису Гребенщикову удалось собрать больше. Это послужило катализатором для запуска всего проекта. Когда стало понятно, что зрители ждут фильм, к нам присоединились другие инвесторы и спонсоры. У нас, конечно, были какие-то первоначальные инвестиции, чтобы писать сценарий, получать права, но этого было недостаточно. Вот путь независимого кино. Приходится самим себе помогать. Сейчас я очень рад, что к проекту подключился Фонд кино.

Расскажите, пожалуйста, о вашем сотрудничестве с брендом Lexus. Ограничивается ли оно product placement? Кто из героев фильма будет передвигаться на автомобиле Lexus и какие модели будут представлены?
Это первый российский проект, в котором участвует Lexus. Как выяснилось, у них очень серьезный подход к интеграции своих автомобилей в кинематограф. На Западе, например, это фильмы Люка Бессона. Я использую такой термин, как бренд-кастинг. Еще начиная с «Generation П» мы очень аккуратно подбираем бренды, которые появляются в фильме, – они у нас несут определенные смыслы. И в «Ампире» происходит то же самое. Когда мы говорим о некой сверхэлите, которая правит миром и которой доступно абсолютно все, из мира люкса – лучшего, что создано человечеством, мы, конечно, имеем в виду премиальные бренды. С точки зрения бренд-кастинга я просто обозначил, на каких машинах вампиры могут ездить. Меня пригласили на ежегодное автошоу в Париже посмотреть, какие автомобили лучше подойдут. Lexus проявил серьезный интерес к нашему проекту – и с культурологической стороны, и с коммерческой. Мы договорились с ними о сотрудничестве. Современный и в то же время консервативный стиль Lexus подходит для нашей истории. Эстетически эти машины очень хорошо вписываются – мы уже сняли одну. Флагманскую модель LC 500 я сам выбрал. Это практически спортивная машина. Lexus нет в романе – это штрихи, которые мы сами добавляем.

То есть рэпера Oxxxymiron, играющего у вас Митру, главного отрицательного персонажа, мы увидим за рулем Lexus?
Вполне возможно.

Каким образом пришла идея задействовать Оксимирона? Чем вас привлекла эта личность? Как рэпер вписался в актерскую тусовку? Не разочаровал он вас на съемочной площадке?
Оксимирон мастерски владеет искусством дискурса, которому вампиры учат Раму. Я заметил его еще пару лет назад после баттла с Johnyboy. И с того момента за ним следил. Тогда это была еще определенная субкультура, а не мейнстрим. Я и не задумывался о нем как об актере. Параллельно искал кандидата на роль Митры, главного антигероя, и никак не мог найти тот самый сарказм. И тут мне подбросили идею попробовать Оксимирона. Я попытался с ним связаться, но его было не так просто найти. Он тогда еще не был суперзвездой, вел свои питерские дела как обычный парень. Выступал в статусе интеллектуала, «новой Земфиры», человека, взявшегося ниоткуда и несущего новые смыслы. Мы искали его месяца три, и я уже махнул рукой. И тут общий знакомый дал мне его электронный адрес. Я написал – и он сразу откликнулся. Мы с ним встретились. Еще на этапе читки он «забрал роль». Но съемки с Оксимироном у нас еще впереди.

Вы говорите, что не охотитесь на звезд, но в России вы известны только по одному фильму – «Generation П» – и там вам удалось собрать невероятный звездный состав, только в эпизодах у вас появляются Рената Литвинова, Иван Охлобыстин, Леонид Парфенов, Шнур. Откуда все вас знают? И почему мечтают у вас сниматься?
Я никого обычно не знаю, чаще всего знакомлюсь с актерами на пробах. Институт звезд, как он существует в Штатах, – что это вообще значит? Что такое звезда? Тот, кто собирает кассу. Вы приглашаете актера, и продюсеры сразу говорят: «О, на этот проект мы дадим денег, потому что там снимается Анжелина Джоли». Ни один из тех, кого вы перечислили, не попадает в эту классификацию. Это просто хорошие актеры, личности, которые приносят свой смысл в историю. В случае с Ренатой Литвиновой мне нужен был голос секретарши из телефона в финале «Generation П», очень клевый и узнаваемый, такой, за которым – целая личность, целый мир. Кто мог им обладать? Так я пришел к Ренате. И дальше уже выстроилась ее роль, небольшая, но существенная. А в роли, которую в итоге исполнил Шнур, я сначала снял Ваню Охлобыстина. Всей командой мы ездили в костромские леса с мухоморами. Сняли всю историю про наркобуддиста Гиреева. И уже во время съемок я понял, что совершил ошибку. Я не мог вытащить из Вани этого героя. На самом деле он – Малюта. И что с этим делать? Я начал искать актера, который может понять состояние после применения как минимум ЛСД. У которого в глазах есть эмпатия и сострадание. И который может передать очень мудрые галлюциногенные вещи. Единственный, кто, как мне показалось, мог бы такое сыграть, – это Шнур. И я не ошибся. Может, в Голливуде я и нашел бы толпу актеров, которые сожгли себе мозг кислотой и прекрасно понимают, о чем идет речь. Но я снимал в России. Вообще, не все актеры соглашаются со мной работать. Отказы я тоже получаю. Мне, например, хотелось, чтобы одну из ключевых ролей в «Ампире» сыграл Василий Лановой. Но я ему не подхожу идеологически. Василий Семенович почитал сценарий и отказался. Каждый раз я ищу какой-то конкретный образ. Сейчас мы наконец нашли девочку на роль Геры. На это ушло три года. Не каждый может себе такое позволить. Я позволяю с трудом. Уверен, что она будет супер­звездой. Ее выгнали из театрального училища – мы таких любим. У нас были сотни претенденток. Искали среди моделей, актрис, певиц – перетряхнули всю молодежь, ходили на студенческие спектакли, объявили онлайн-кастинг уже от отчаяния. И вот нашли.

Чем кинопроцесс в России отличается от того, что происходит в Америке?
В каждой из ситуаций есть свои положительные и отрицательные стороны. Уровень предсказуемости производственного процесса, конечно, намного выше на Западе. Там ты точно знаешь, как пройдет твой съемочный день. В России с этим проблемы: договоренности нарушаются, электричество отключается, откуда ни возьмись приходят дворники, бандиты, полицейские. Процесс очень живой. Поэтому количество съемочных дней автоматически на треть больше. Когда работаешь в Штатах, твой фильм, как правило, единственное, чем занимается актер. Он не играет в театре, у него нет елок, он не снимается в сериалах по ночам, не катается на коньках в ледовых шоу, не выходит на ринг и так далее. Это чисто российские реалии, к которым я уже как-то привык. Съемочный день планируется как военная операция, где 100 человек должны одновременно оказаться в одной точке и совершить некое магическое действие. И когда все должно оборваться ровно в 18.00, потому что у главного актера спектакль, – это ужасно. Спектакль будет идти еще много лет, и актера можно заменить на один вечер. А кино снимается один раз и стоит больших денег. С другой стороны, на Западе сложно найти ту свободу эксперимента, которая возможна в России. Недавно у нас была съемка на Кутузовском проспекте – опасная гонка с каскадерами, кранами, летящими со скоростью 100 км/ч, 40 игровыми машинами. Нам нужно было показать «вампирский» уровень вождения. Снимали четыре дня по ночам, был частично перекрыт Кутузовский проспект. И такую сцену мы могли себе позволить в рамках общего бюджета. А снять подобное на Парк Авеню в Нью-Йорке сто­ило бы миллион долларов. С точки зрения производства в России можно воплощать амбициозные вещи. И люди с азартом в этом участвуют.

Смотрите ли вы русское кино? В какой точке, на ваш взгляд, сейчас находится отечественный кинематограф и чего ему не хватает?
Русскому кино не хватает Балабанова. Какого-то поэтического откровения.

Вы не раз говорили о фильме «Generation П» как о русской «Матрице» – та же идея насквозь фальшивой реальности, некоего тайного братства, обладающего суперспособностями, поиски тех, «кто всем этим управляет». Как вы относитесь к этому творению братьев Вачовски?
Прекрасно отношусь. «Ампир» по своей сути будет еще ближе к «Матрице», чем «Generation П». Это все одна вселенная, родственные вещи. Человечество – как корм для вампиров, звено пищевой цепи. У Пелевина в этом смысле удивительная связь с будущим. И его последний роман iFuck это подтверждает.