Конечно же, для столь замысловатого маршрута нам потребовалась машина – и мы остановили свой выбор на новой версии Peugeot 4007. Этот красивый, но вместительный внедорожник, оснащенный теперь дизельным двигателем и робототизированной коробкой передач с двойным сцеплением, показался нам наиболее подходящим для езды как по городским улицам, так и по горным дорогам.

Эвиан: по следам Марселя Пруста

Мы приехали в Эвиан ночью. Маленький городок не спал – казино на набережной светилось неоновыми огнями. Расположенное всего в сорока минутах езды от Женевы, оно пользуется популярностью не только среди туристов, но и швейцарских банкиров, приезжающих сюда отвлечься от финансовой рутины. И хотя уже несколько лет, как в Женеве снят запрет на азартные игры, Casino d'Evian по-прежнему манит их особой атмо­сферой, ведь это одно из крупнейших игорных заведений Европы.

Самое прекрасное в Эвиане время – утро. Тихо плещется Женевское озеро (французы называют его Леман), над горами медленно встает солнце, воздух прозрачен и недвижим. Везде тишина и какое-то аристократическое спокойствие. Первое, что хочется сделать, – выпить той самой эвианской воды, целебные свойства которой обнаружили еще в 1789 году. Мы остановились в отеле Hilton, почти на набережной. Пять минут вверх от гостиницы, и ты у источника Cachet. Тоненькой струйкой из краника течет Evian – абсолютно бесплатно и без всякого пафоса можно попробовать чистейшей минеральной воды, рождающейся на северных склонах Монблана и в течение пятнадцати лет проходящей естественную фильтрацию в горных породах. Считается, что она излечивает от желчных камней, нормализует обменные процессы и избавляет от синдрома хронической усталости. Рядом с источником – великолепный курзал начала XX века, где европейская знать вела неспешные разговоры о здоровье, погоде, искусстве и политике.

«Здесь спит мое сердце, в себя заключившее мир» – эта строчка из стихов маркизы Анны де Ноай выгравирована на памятной стеле в городке Пюблие. Сама поэтесса похоронена в Париже, на кладбище Пер-Лашез, но ее сердце действительно покоится на берегу Женевского озера. В свое поместье между Пюблие и Эвианом маркиза приезжала почти каждое лето и именно здесь, в тиши и умирот­ворении, обдумывала свои лучшие произведения, в том числе и роман «Новое упование», переведенный Мариной Цветаевой в 1916 году. Эвиан начала XX века, ставший источником вдохновения для Анны де Ноай, мало чем отличается от того, который мы можем видеть сегодня. Первый частный бальнеологический пансион был открыт в 1826-м швейцарским банкиром Франсуа Фоконне. Но только после того как Верхняя Савойя стала частью Франции (в 1960-м), Эвиан превратился в модное место. Город отстраивали лучшие архитекторы своего времени: Шарль Гарнье, автор парижской Гранд-опера, возвел здесь театр, Жан-Альбер Эбрар, прославившийся в Карловых Варах, – казино (положив в основу проекта не что-нибудь, а храм Святой Софии в Стамбуле). И сегодня Эвиан – потрясающий образец архитектуры в стиле модерн, где буквально каждое здание поражает витиеватостью форм. Архитектор Эбрар стал автором и самого грандиозного эвианского стро­ения – отеля Royal Palace, сооруженного на гребне высокого холма. Этот помпезный дворец в стиле Belle Epoque возвели не просто так, а в честь английского короля Эдуарда VII, обожавшего все французское (в буквальном и переносном смысле – долгое время его любовницей была Сара Бернар). Король пообещал лично приехать на открытие и стать первым клиентом, но, увы, скончался буквально накануне, так и не увидев приготовленных для себя апартаментов. Смерть монарха, мечтавшего побывать в Royal Palace, помогла отелю обзавестись высокопоставленными клиентами – и на целебные воды Эвиана потянулся высший свет. На центральной набережной, неподалеку от казино, возвышается Пале-Люмьер (носящий имя тех самых изобретателей кинематографа, также приезжавших сюда подлечиться). Построенный Эрнстом Бруннариусом, в 2006-м он был превращен в культурный и выставочный центр, но когда-то именно здесь, в модерновых интерьерах, под огромным стеклянным куполом и в окружении мозаичных панно, принимала ванны европейская аристократия. В центральном холле бывшей водолечебницы до сих пор сохранились указатели, ведущие в женские и мужские раздевалки. «Вообразите большую залу с высокими сводами, а в ней – просторный бассейн, из которого торчит множество голов, принадлежащих существам обоего пола и самого разного возраста, иные из которых украшены весьма кокетливыми уборами, а иные – самым заурядным ночным колпаком. Я вошел в воду, приветствуя одного за другим всех присутствующих; можно было подумать, что я ступил на ковер, устилающий пол гостиной. В самом деле, по элегантности купальня ничуть не уступала салону. Здесь уже образовались свои кружки. Мужчины, разбившись на группы и погрузившись в воду по самый подбородок, степенно рассуждали о политике. Дамы щебетали; некоторые из них, расположившись перед маленькими плавучими столиками, занимались рукоделием, другие читали, устроив книгу на пробковом пюпитре» – так описывает корреспондент газеты Le Siècle свое пребывание на термальном курорте.

Среди голов, торчащих из бассейна в Пале-Люмьере, вполне могла быть и голова Марселя Пруста. С детства страдавший астмой, он частенько приезжал в Эвиан подлечить здоровье (по совету отца, знаменитого врача). Последний визит, в сентябре 1905-го, стал для Пруста роковым. Буквально через два часа после приезда его мать слегла от острого приступа уремии. Они вернулись в Париж, где мадам Пруст и скончалась, ее сын так и не смог оправиться от утраты и, чтобы заглушить боль, начал роман «В поисках утраченного времени». Узнав эту историю, захотелось перечитать Пруста, спокойно и не торопясь, в соответствии с ритмом этого размеренного городка, где действительно очень быстро избавляешься от синдрома хронической усталости и начинаешь ценить простые радости жизни – чистую воду, свежий воздух и прозрачную тишину мартовского утра.

Межев: в гостях у Жана Кокто

Одно из очевидных преимуществ Эвиана – удобное расположение: 40 минут на машине от Женевы и всего полтора часа до альпийских курортов. На сво­ем Peugeot 4007 мы направляемся в Межев, самую именитую горнолыжную станцию Франции.

Правда, въехать на машине в центр городка нам никто не позволит – по булыжным мостовым здесь передвигаются либо пешком, либо на конных повозках. Право катать туристов имеют только местные фермеры – услуги извозчиков помогают им «пережить» зиму. В отличие от большинства сезонных курортов, Межев – самая настоящая деревня, где большая часть населения занимается именно сельским хозяйством. На центральной площади нас встречает церковь Иоанна Крестителя XI века, зеленый шпиль колокольни и часы, отсчитывающие каждые полчаса. Рядом с церковью – стоянка извозчиков и лотки с глинтвейном, водкой и шампанским MUMM. Но главная достопримечательность площади – огромная елка, украшенная тремя тысячами кристаллов Swarovski. Это чудо-дерево побывало во многих городах – в Нью-Йорке, Дубае, Цюрихе и Гонконге, во Франции же его решили установить именно в Межеве. Такая вот деревня.

«Парикмахерской здесь нет и в поми­не. Вы даже не можете себе представить, до чего мы тут отрезаны от мира. Газеты и те приходят не каждый день, но на это наплевать – я их не читаю», – писал Морис Равель в 1919 году своему врачу Раймону Гейгеру, по совету которого он и оказался в Межеве. Композитору действительно не повезло – он приехал в деревушку слишком рано. Буквально через год ее новая владелица баронесса Ноеми де Ротшильд развернула здесь бурную деятельность. И уже зимой 1924-го в только что открытом Palace Hotel du Mont d`Arbois гостил бельгийский король Альберт I, страстный альпинист и горнолыжник. Безусловно, к этому времени на курорте уже появилось все, чего так недоставало Равелю: парикмахерские, магазины, рестораны и казино. Если баронесса Ротшильд приглашала в Межев прежде всего аристократических особ, то интеллектуальная элита полюбила этот городок благодаря Жоржу Буассону, завсегдатаю модных парижских кафе, среди друзей которого было немало писателей, художников и актеров. Буассон перебрался на курорт еще до Второй мировой войны, а сразу после ее окончания стал управляющим гостиницы Mont-Blanc. Он-то и пригласил в деревню Жана Кокто, поэта, драматурга, художника и живой символ парижской богемы.

«Стоит мне купить где-нибудь галстук, как на другой день распродадут все такие галстуки, сославшись на мое имя. Стоит мне похвалить какие-нибудь чулки, как мое имя появляется на рекламе. Стоит мне засучить рукава во время работы, как множество молодых людей сделают то же самое», – пожаловался в одном из интервью Кокто. Зимой 1949-го он поселился в Межеве, в отеле Mont-Blanc, оформил рисунками фойе гостиницы, нарисовал фреску для ресторана и даже позволил назвать его Les Enfants terribles («Трудные дети») – в честь одной из самых известных своих пьес. И всё – судьба курорта была решена: за ним прочно закрепилась репутация излюбленного места отдыха французской богемы. В 1959-м, через десять лет после первого приезда Кокто, Роже Вадим снял в Mont-Blanc свои знаменитые «Опасные связи» с Жанной Моро, Жераром Филиппом и Жан-Луи Трентиньяном в главных ролях. И это выглядело вполне символично: парижская богема любила покрутить здесь романы с тайными свиданиями, интригами и скандалами.

Пожалуй, Межев – одно из тех самых мест, где хотя бы раз в жизни надо обязательно побывать. Не только потому, что тут жил Жан Кокто и каждые каникулы приезжает Николя Саркози (кстати, главный принцип, которым руководствуется президент Франции, наведываясь на курорт, – сделать так, чтобы туристы не догадались о его пребывании). В Межеве надо оказаться, чтобы увидеть и осознать, что такое респектабельная европейская буржуазия, поколениями живущая хорошо и благополучно, без каких-либо социальных потрясений. Полюбоваться на пожилых мадам в длинных норковых шубах и их ухоженных кавалеров, на богемную молодежь в дизайнерских пальто. Удивительно, но при всем внешнем шике в Межеве нет и намека на вычурность и вульгарность. Даже с шубами здесь носят удобную обувь на низком каблуке, а не на вызывающей шпильке. Да и кричаще-роскошных отелей на курорте вы также не найдете. Что такое легендарный Mont-Blanc? Простенькое четырехэтажное шале в традиционном стиле, небольшое фойе, отделанное деревом, эклектичная деревянная мебель, малюсенький внутренний дворик (правда, снег на его столиках художественно укладывают каждый день). Но именно это скромное пространство Жан Кокто и назвал «21-м округом Парижа». А этому эстету и интеллектуалу можно доверять.

Аннеси: в объятиях Жан-Жака Руссо

Мы приехали в Аннеси в снегопад – город цветов, как его называют во Франции, давно не видел ничего подобного. Снег валил хлопьями, плотным слоем устилал улицы и мосты, шапками восседал на кронах каштанов. В этой снежной кутерьме Аннеси выглядел призрачно-сказочным. Конечно, гулять по городу лучше в хорошую погоду. Но, с другой стороны, когда еще увидишь Аннеси занесенным снегом? Город стоит у подножия Савойских Альп, на берегу одноименного озера, второго по величине во Франции. Извилистая речка Тиу разрезает его вдоль и поперек, поэтому столицу Верхней Савойи и называют Альпийской Венецией. Но притворяться и казаться другим городу совсем не нужно – Аннеси красив сам по себе. Вереницы старинных улочек, мостовые, вымощенные булыжником, ренессансные фонтаны, дома с аркадными галереями, ажурные мосты. Посреди Тиу, на крохотном островке, примостился Пале-де-Лиcль (XII–XIV века). Когда-то в нем располагались монетный двор, государственная канцелярия и тюрьма, теперь же – краеведческий музей. Его треугольный фасад, напоминающий корабль, – один из самых фотографируемых памятников Франции. Другое напоминание о славном прошлом – графский замок XII века. Как и положено средневековой крепости, он построен на холме и виден почти отовсюду. Когда-то здесь обитали графы Женевские, затем герцоги Савой­ские. В XVI столетии, после победы кальвинистов, замок стал прибежищем католических епископов и форпостом Контрреформации Франциска Сальского, за что Аннеси и окрестили Савойским Римом.

Сюда-то – укрепить свою католическую веру – и прибыл в марте 1728-го шестнадцатилетний Жан-Жак Руссо. Но в Аннеси он обрел любовь не только Бога, но и женщины – Луизы-Элеоноры де Варанс. «Когда я впервые увидал ее, ей только исполнилось 28. Она была одарена той красотой, которая сохраняется долго, потому что заключается более в выражении, нежели в чертах, и эта красота находилась еще в первом своем расцвете. У нее был вид нежный и ласковый, взгляд очень мягкий, ангельская улыбка, рот одного размера с моим, пепельные волосы редкой красоты, которые она причесывала небрежно, что придавало ей особую привлекательность. Она была маленького роста, даже приземиста и чуть коренаста, но не безобразно; невозможно было найти более прекрасную голову, более прекрасную грудь, более прекрасные плечи и более прекрасные руки», – признавался впоследствии Руссо в своей «Исповеди». Их связь с небольшими перерывами продолжалась почти десять лет. Именно мадам де Варанс научила великого философа светским манерам, привила вкус к интеллектуальному времяпрепровождению и, конечно же, преподала первые уроки плотской любви. Сегодня одна из улиц в Аннеси носит имя Руссо и на месте, где когда-то стоял дом мадам де Варанс, установлен маленький бюстик философа. Недалеко от центральной набережной через Тиу перекинут «Мост влюбленных» (Pont des Amours). Увы, его история не имеет никакого отношения к роману Руссо и Луизы-Элеоноры де Варанс. Но с другой стороны, почему бы не вообразить, что именно здесь прогуливались наши страстные любовники? Купить в книжной лавке «Юлию, или Новую Элоизу», полистать роман на скамейке перед озером, еще раз побродить по старинным улочкам, подняться на холм, к графскому замку, и долго-долго любоваться снежными вершинами, поблескивающими в синеватой дымке, на самом краю горизонта.