Для конца XVI – начала XVII столетия Шекспир – явление как закономерное, так и уникальное. Он стал великим не благодаря, а вопреки эпохе, когда театр переживал не самые лучшие времена. В обществе царили жесткие пуританские взгляды. Бродячие артисты ночевали на скотных дворах и были предметом постоянных доносов и преследований. Лицедейство еще не обрело статуса профессии, драматурги и актеры, не имевшие ни звания, ни сословия, искали себе покровителей в кругах знати, мечтая записаться в число их слуг. Первый лондонский театр так и назывался – «Слуги графа Лестера». Но именно в эти маргинальные времена театральное искусство парадоксальным образом выстояло. На стыке двух веков в Лондоне уже существовало с десяток театров, самым большим из которых был «Глобус». Каждый вечер здесь давали новую пьесу Шекспира, а галереи собирали аншлаги из представителей всех сословий.

Будучи современником Викторианской эпохи, Шекспир писал пьесы вне законов и правил. Не соблюдал единства времени и места, которое завещал еще Аристотель. Смешивал трагическое и комическое, что тоже, в общем-то, считалось запрещенным приемом. Применял свободную форму изложения пьес и доверял лишь своей фантазии и гению. В этом он был революционером и первооткрывателем.

Каждая эпоха помнит своего Шекспира. Даже когда интерес к пьесам англичанина ослабевал, он все равно оставался востребованным у театральных режиссеров, благо его наследие действительно велико и разнообразно. Вообще нам, зрителям начала ХХI века, несказанно повезло. Мы можем ежедневно в режиме реального времени на примере глобальной политики наблюдать конфликты истинно шекспировских масштабов, лицезреть новые коллизии в бесконечной интерпретации его сюжетов. По крайней мере, наше зрительское восприятие подготовлено к самым смелым трактовкам его полотен. Заголовки газет напоминают шекспировские хроники, закулисная светская жизнь – комедии, а ненасытные амбиции глобализации подчас приводят к самым страшным трагедиям.

Современная театральная история хранит десятки имен тех, кто разговаривал с Шекспиром на равных и был истинным популяризатором его творчества. В ХХ веке это Гордон Крэг и Ариана Мнушкина, Питер Брук и Джорджо Стрелер, Хайнер Мюллер и Ингмар Бергман, Роберт Уилсон и Кристиан Люпа, Эймунтас Някрошюс и Патрис Шеро. В новом столетии к ним присоединились молодые режиссеры – Биляна Срблянович, Оскарас Коршуновас, Кристоф Марталер, Томас Остермайер, Алан Платель.

Хроники века прошлого и нынешнего

Среди и ныне здравствующих на родине драматурга выделяется фигура Питера Брука. Он был знаком еще с Жан-Луи Барро и Сальвадором Дали, Гордоном Крэгом и Бертольдом Брехтом. А последнюю свою работу – фильм о Гамлете – сделал в 2002-м, когда отметил свое 85-летие. Еще в 1970-х режиссер Брук выпустил спектакль «Сон в летнюю ночь», который стал гвоздем многих сезонов. Английские критики гордо заявили: «Теперь мы увидели, что Шекспир – наш современник». Другим потрясением конца 1970-х годов стали для многих гастроли по Европе спектакля «Король Лир» с Полом Скофилдом. Особенно бурный резонанс вызвала игра актера у зрителей из Восточной Европы, переживших ужасы Второй мировой. Трактовка режиссера и актеров, выступивших в постановке с позиций морального нейтралитета и отказавшихся судить героев, оказалась им наиболее близкой.

Соплеменник Питера Брука Деклан Доннеллан в 1981 году в Лондоне вместе с дизайнером Ником Ормеродом основал театральную компанию Cheek by Jowl и поставил цель – прочесть великие произведения Шекспира под углом современных реалий. И с тех пор Доннеллан старается не отходить от заданного курса, хотя предпочитает ставить уже не на родине… а в России. И тому есть логическое объяснение. По мнению Доннеллана, шекспировские пьесы должен играть сплоченный ансамбль, а в Англии актеры работают в системе антрепризы и поэтому разобщены. Русский репертуарный театр с постоянной труппой тем и привлекателен для него, что имеет дело не с отдельными индивидуальностями, а с ансамблем актеров.

Сегодня в Санкт-Петербурге, в Малом драматическом театре, можно увидеть удивительную «Зимнюю сказку» Доннеллана, а в Москве – «Двенадцатую ночь», знаменитый спектакль, объехавший многие страны и континенты. Все роли в нем отданы мужчинам. Этот старый, как театр, прием травести еще раз подтвердил: Доннеллану важно пойти до конца, чтобы подчеркнуть принцип неопределенности сюжета и пола героев в шекспировских пьесах. Ведь главные персонажи «Двенадцатой ночи» – разлученные с детства близнецы брат и сестра – все время переодеваются то в женское, то в мужское платье. И совсем скоро, в 2011-м, на очередном Международном Чеховском фестивале, который, как всегда, откроется в конце мая, зрители смогут увидеть премьеру «Бури» в постановке Деклана Доннеллана.

Вспоминая ХХ век, надо упомянуть еще одного блистательного интерпретатора Шекспира – грузинского режиссера Роберта Стуруа. Статус великого он получил в конце 1980-х вполне официально. Им его наградили в Англии за спектакль «Король Лир», который он создал с актерами Тбилисского театра им. Руставели.

Шекспира Стуруа ставил очень часто, в разных странах, к некоторым пьесам возвращался по нескольку раз. К своим шекспировским спектаклям режиссер всегда подмешивает идеи Брехта или Мейерхольда. А еще в них царит неповторимый грузинский юмор, грусть космополита и медитативный театральный карнавал.

Сегодня в Москве, в театре Et Cetera, можно посмотреть его новую работу – «Буря». В этом завещании драматурга много волшебства, превращений и необъяснимых бытовой логикой поворотов сюжета. Однако Роберт Стуруа не ограничился одними лишь мистикой и чудом, он, как всегда, добавляет к ним философский акцент и свое­образную трактовку сюжета.

С начала 2000-х годов лавры великого шекспиромана перешли от Роберта Стуруа к Эймунтасу Някрошюсу. С труппой своего театра Meno Fortas литовец осуществил постановку сразу трех шекспировских трагедий: «Макбета», «Отелло» и «Гамлета». Прежде всего Някрошюс прочувствовал природу этих пьес. Кажется, что только он угадал, из каких материй сотканы их трагические полотна. Контраст пахнущих зверьем овчин и медвежьих шкур в «Гамлете» в сочетании с глыбами льда и тающими в огне свечами давал нужное ощущение безграничности страсти. «Макбет» беглому описанию не поддается и вовсе. Пластический шестичасовой спектакль плотнее любого балета. Режиссер перевел Шекспира на язык жестов, камня, огня, стали, мокрого сукна, сухого дерева, алого шелка. «Отелло» – то же дыхание плоти, но переданное через пространство с голубизной света, с развива­ющимися на ветру холстами парусов. В этом спектакле одним из главных действующих лиц стал океан, который дышит и живет своими ветрами, шорохом волн, приливами и отливами. Някрошюс часто гастролирует со своими трагедиями. Впрочем, его всегда можно застать и в Вильнюсе.

Быть похожим на Гамлета

Практически любая из пьес Шекспира имеет свою неповторимую историю. Но одной, кажется, навечно суждено стать самой востребованной – это «Гамлет». Трагедия изгнанника и бунтаря – воплощенная мечта всех интеллектуалов. А сам Гамлет – архетип трагического героя. Наверное, он и вправду живет в каждом. Не потому ли нам близки его мятежный дух, вечное сомнение в собственных силах и, наконец, взгляды человека, отказавшегося от мести. Гамлеты были разные – Лоуренс Оливье, Пол Скофилд, Владимир Высоцкий. Даже великая Сара Бернар пробовала себя в этой роли. Мы остановимся на спектакле, созданном Томасом Остермайером, чтобы на живом примере показать, насколько непредсказуем и загадочен этот шекспировский образ.

Немец Томас Остермайер давно заслужил репутацию одного из самых интересных режиссеров Европы. Из основателей собственного театра Baracke («Барак») он стал художественным руководителем знаменитого берлинского Schaubьhne, возглавив его после Петера Штайна. До 2008-го Остермайера интересовала в основном современная драматургия. И вот два года назад он вдруг привез на Авиньонский фестиваль «Гамлета», открыв им французский смотр. Спектакль произвел фурор и с тех пор с большим успехом «прокатывается» по всему миру.

В трактовке Остермайера принц Гамлет – совсем не романтический герой. Нелепый персонаж в блестящем исполнении молодого актера из труппы театра Ларса Айдингера носит перевернутую жестяную корону и подкладывает под рубаху искусственный живот. Его кубок – пивная банка. Монологи – истерики нерешительного юноши. Он понимает, что вертится винтиком в колесе мироустройства. Но между его знанием о том, что надо делать, и реальными действиями лежит огромная пропасть. Поэтому монолог «Быть или не быть», сколько его ни произноси, – не дает ответа. Зато рефлексия и нерешительность приводят к резкому росту смертности на сцене: Полоний, Офелия, Лаэрт, Клавдий, Гертруда.

В этом спектакле заняты всего шесть актеров, которые практически не уходят со сцены и все время меняют маски. Он начинается с особенно пластичной сцены похорон старого короля (ее, кстати, как известно, нет в трагедии). Льет дождь – грязь и слякоть, черные зонты и черные очки. Видеокамера нацелена на вдову – на занавесе из золотистых цепей проецируется ее зыбкое лицо. Гертруда закрывается от прессы ладонью… Вот рвутся веревки, могильщики роняют гроб, долго борются с ним, а все персонажи обреченно ждут окончания ритуала. Атмосфера ужаса, в первые несколько минут воцарившаяся на сцене, приводит зрительный зал в оцепенение. Никто не ожидал, что спектакль можно начинать так, на таком эмоци­ональном накале. Поминки незаметно превращаются из корпоративного банкета в кровавую свадьбу. Белокурая Гертруда, исполняя песню из репертуара Карлы Бруни, хрипло смеется. Клавдий падает лицом в салат. Тучный одутловатый Гамлет, давясь, молча жует что-то из пластиковой тарелки…

И далее – этот страшный и пьяно-веселый трагифарс катится к своему кровавому финалу, где последняя реплика датского принца «Дальше – тишина» превращается в вопрос. Вот таким представляют своего Гамлета и режиссер и актеры, и их видение вполне перекликается с мыслями самого драматурга. Иначе не было бы такой напряженной тишины в зале до самого окончания спектакля и полтора часа не пролетели бы как один миг.

Этот беглый обзор спектаклей на основе вечных шекспировских страстей призван подтвердить единственную мысль: без пьес великого драматурга мы не можем представить свою жизнь. Ведь в них – вопросы и ответы на самые темные стороны бытия. И нам никак нельзя ни вчера, ни сегодня, ни в будущем забывать его сакраментальную фразу: «Весь мир – театр, в  нем женщины, мужчины – все актеры. У них свои есть выходы, уходы. И каждый не одну играет роль».