Ода женственности

Подготовив к показу коллекцию 1947 года, Кристиан Диор вовсе не мечтал о революции в мире моды, он просто хотел быть честным тружеником. По его собственному признанию, первая коллекция потребовала от него меньше всего усилий и доставила меньше всего волнений. Дизайнер не боялся разочаровать публику, потому что она его не знала и ничего не ждала. Возможно, поэтому «женщина-цветок» (образ, кстати, позаимствованный Диором у Пикассо) с обнаженными плечами, узенькой талией, затянутой в жесткий корсет, и пышной, расходящейся книзу юбкой буквально заворожила публику и стала символом вечной женственности на долгие годы вперед (аллюзии на первую коллекцию Диора встречаются и у Марка Джейкобса, и у Рафа Симмонса – каждый раз, когда в моде начинается «кризис жанра», на помощь дизайнерам приходит нью-лук).

Кристиан Диор вошел в историю как великий реформатор и в то же время ретроград. Его изумительные платья, на которые уходило по 40 метров ткани, стали глотком свежего воздуха для усталых и замученных послевоенной эпохой женщин. Наверное, на показе 1947 года (как и много лет спустя на гастролях в СССР) его модели выглядели, как экзотические бабочки, залетевшие в темную комнату. Но Диору просто хотелось напомнить женщинам о том, что избы больше не горят и коня на скаку останавливать не надо, можно снова быть хрупкими, изящными и утонченными. А сам термин «нью-лук» появился благодаря Кармен Сноу, главному редактору Harper's Bazaar, присутствовавшей на показе: «Это настоящая революция, дорогой Кристиан, – произнесла она. – У ваших платьев совершенно новый облик».

Работа с источниками

Как известно, все новое – хорошо забытое старое, и Диор не стеснялся признавать, что черпал вдохновение в роскошных нарядах далекого прошлого, романтизме XIX века и стиле Belle Epoque. Отсюда и его любовь к корсетам, глубоким декольте, высоким прическам и силуэту «песочные часы». Кстати, в конце 1930-х похожие образы уже предлагали Молине и Скиапарелли, но они не прижились из-за начавшейся войны.

Еще один вдохновитель Диора – британец Норманн Хартнелл, обожавший кринолины и специализировавшийся на нарядах для королевской семьи: именно он создавал платья для коронаций (в том числе и королевы Елизаветы II в 1953 году), свадеб и торжественных мероприятий с участием венценосных особ, не стесняя себе в средствах, используя самые дорогие материалы и считая главным достоинством платья его пышность.

Магическое мышление

Когда Кристиану Диору было 14 лет, цыганка предсказала, что он потеряет все, станет бедным как церковная мышь, а потом добьется успеха благодаря женщинам. Юноша ей не поверил, так как родился в весьма состоятельной семье и уже тогда тянулся не к противоположному полу, а к своим друзьям с нетрадиционной сексуальной ориентацией – поэту Жану Кокто, композитору Франсису Пуленку, художнику Бернару Бюффе.

Однако в начале 1930-х мать Кристиана умерла, брат сошел с ума, отец разорился, имущество распродали за долги, а самому Диору пришлось некоторое время подрабатывать иллюстратором. Поправить свое финансовое положение он смог только после выхода прославившей его коллекции 1947 года. С тех пор Диор стал очень суеверным. У него даже была личная прорицательница – мадам Делахайе! Диор регулярно захаживал к ней перед принятием важных решений, прямо как Нео в «Матрице» – к Пифии. Говорят, именно она посоветовала мэтру принять предложение текстильного магната Марселя Буссака об открытии собственного дома.

Диор разговаривал с созданными им платьями, всегда носил в карманах амулеты от мадам Делахайе, считал своим магическим числом восьмерку, рассчитывал даты показов с помощью нумерологии, а во время дефиле по крайней мере одна модель должна была у него нести букет лилий. С годами суеверность прогрессировала до такой степени, что Диор советовался с пророчицей даже насчет того, в какой лавке лучше купить хлеб.

Увлечение искусством

Родители не поддерживали Диора и считали его неприспособленным к жизни неудачником – он ведь не хотел делать дипломатическую карьеру и вместо прилежной учебы в Школе политических наук вел богемную жизнь и вертелся в кругу художников и музыкантов. «Постыдное» увлечение искусством привело к открытию небольшой арт-галереи, где Кристиану удалось собрать отличную коллекцию модернистов, включавшую работы Пабло Пикассо, Анри Матисса и Сальвадора Дали. «Как жаль, что у меня не сохранились те картины! – много лет спустя жаловался Диор. – Сегодня они стоят намного дороже того, что я когда-либо заработаю в модной индустрии». После банкротства отца галерею пришлось продать со всем ее содержимым.

Звездный путь

Гламурные образы Dior мгновенно завоевали сердца самых прекрасных актрис по обе стороны Атлантики. Нью-лук стал стал стилем больших звезд. Диор придумывал наряды для Риты Хейворт и Джин Сиберг, Авы Гарднер и Мерилин Монро. Одной из самых преданных поклонниц кутюрье была Марлен Дитрих. Во время съемок у Альфреда Хичкока в «Страхе сцены» она настояла на том, чтобы у главной героини был гардероб от Dior. «Если нет Диор, нет и Дитрих», – говорила она.

Платье из первой коллекции Dior приобрела прима-балерина лондонского Королевского балета, постоянная партнерша Рудольфа Нуреева после его бегства из СССР Марго Фонтейн. Жена известного дипломата, вхожая в самые высокие круги, тонкая, умная, сдержанная Фонтейн всегда считалась образцом элегантности и хорошего вкуса. «Дом Dior взял меня под свое крыло», – говорила она. В наряде от Dior Элизабет Тейлор шла получать свой первый «Оскар». Вивьен Ли в каждый свой приезд в Париж заглядывала в бутик Dior на авеню Монтень, 30 (где он, кстати, находится и по сей день и рядом с которым провела свои последние годы Марлен Дитрих). Принцесса Диана нередко появлялась на людях в шляпках от Dior, а сумка Lady Dior вообще была ее любимым аксессуаром.

Традицию сотрудничества со звездами поддержало и следующее поколение дизайнеров дома, уже после смерти Кристиана. Марк Боуэн создал костюмы для Софи Лорен в фильме «Графиня из Гонконга», Ив Сен-Лоран одевал Джин Симмонс в картине «Трава зеленее». А эксцентричный Джон Гальяно облачил в кроваво-красное платье Пенелопу Крус в «Разомкнутых объятиях» Педро Альмодовара.

Сейчас среди поклонниц бренда числятся Шарлиз Терон, Тильда Суинтон, Диана Крюгер, Натали Портман, Марион Котийяр, Ева Грин, Эмма Уотсон – всех их объединяет утонченный вкус, врожденная элегантность и умение производить впечатление.

Нью-лук в стране Советов

Россия познакомилась с «французскими модами Христиана Диора» в разгар хрущевской оттепели. В 1959 году молодой Ив Сен-Лоран, вставший во главе дома, привез в Москву свою первую коллекцию «Трапеция», 120 чемоданов с одеждой и аксессуарами и 500 литров духов. Дефиле, собравшее 11 тыс. человек, прошло в ДК «Крылья Советов», и попасть туда можно было только по специальным приглашениям. А простые смертные впервые увидели изящных французских моделей – «послов элегантности», как их тогда называли на Западе, – на улицах города, в ГУМе, на Красной площади. И по сравнению с нашими «комсомолками, спортсменками и просто красавицами», одетыми в одинаковые ситцевые платья-халатики, косыночки и сандалии, они выглядели настоящими инопланетянками, шутя перемахнувшими через железный занавес и посеявшими в душах советских женщин жгучую зависть и неистребимую тягу к прекрасному.

Говорят, именно Ив Сен-Лоран, известный своей склонностью к эпатажу, придумал идею знаменитой съемки «Dior в Москве», заказанную журналом Life и выполненную фотографом Ховардом Сочареком: худенькие, изящные модели, «женщины-цветы» с осиной талией и очаровательной улыбкой, прогуливаются по ГУМу, ловя на себе восхищенные, растерянные, грустные взгляды советских женщин, не привыкших к красивым нарядам, яркому макияжу и общему ощущению радости жизни. «Путешествие в СССР преподнесло мне множество неожиданных сюрпризов, – вспоминал сам Кристиан Диор, побывавший у нас в 1931 году. – Я был восхищен культурой этой страны, ее прошлым; удручен страшным настоящим; потрясен народом, который способен выносить подобную жизнь, сохраняя непоколебимую веру в свою особую миссию».

Битва за корсет

Кристиан Диор вернул в моду все, против чего боролась другая икона стиля и «арбитр изящества» того времени – Габриэль Шанель. Если феминистка Шанель жаждала свободы и равноправия, функциональности и комфорта, ради чего упростила женский костюм, изобрела маленькое черное платье, которое мы до сих пор готовы носить «и в пир, и в мир», легализовала брюки как часть женского гардероба, ввела в обиход юбку-карандаш и жакет с накладными карманами и золотыми пуговицами – классику офисного стиля, то традиционалист Диор стремился подчеркнуть красоту и хрупкость женщины, облачая ее в роскошное «платье принцессы» с силуэтом, основанном на жестком каркасе и отсылающим к корсетам и кринолинам ушедших эпох. В модели вшивали подкладки на бедра, в нижние юбки вставляли пластинки китового уса – такие платья сохраняли свою форму даже на вешалке. Женщины в них «входили», корректируя несоответствия фигуры заданным стандартам специальными, невидимыми миру приспособлениями. Платья Dior весили от 4 до 30 кг, и зачастую надеть их без посторонней помощи было невозможно. Так же как и танцевать, да и вообще быстро двигаться. Зато женщина чувствовала себя в них королевой!

«Диор? Он не одевает женщин, он их набивает», – ворчала мадемуазель Шанель. Однако именно Диор вдохновил ее вернуться в мир высокой моды после 17-летнего перерыва. «Я больше не могла видеть то, что сделали с парижским кутюром Диор или Бальмен», – говорила Шанель журналистам. Диора и нью-лук критиковали многие – за расточительность, неудобство, ужасную работу с тканями. Однако мэтра это ничуть не смущало, а Коко Шанель он даже восхищался, говоря о том, что ей удалось устроить переворот в моде «при помощи свитера и десятка ниток жемчуга».

Диор считал, что «в век механики профессия модельера – едва ли не последний оплот человеческого, индивидуального, неповторимого». И видел суть своей работы в защите творческого начала, сохранении понятия роскоши и борьбе против деморализующего влияния посредственности. Ради этого и создавал свои прекрасные платья. Учитывая то огромное влияние, которое Диор оказал на мир высокой моды, удивительно, что его карьера как кутюрье продолжалась всего 10 лет: с выхода первой коллекции в 1947 году и до смерти в 1957-м.