Вы успели поработать во многих театрах – «Сатириконе», МХТ им. Чехова, театре Е. Вахтангова, Театре Луны, Театре эстрады, Московской оперетте, Губернском театре. Есть ли среди них тот, который вы считаете своим домом? Или вы все еще в поиске? На ваш взгляд, актеру нужен «дом» или лучше быть свободным,  работать по контракту и не привязываться к какому-то одному театру? 

Я считаю, что актеру нужен Дом. Театр – это постоянная практика, необходимая для каждого артиста. И я все еще в поиске такого постоянного места. Хотя само ощущение «дома» у меня есть в Московской оперетте, на проектах-мюзиклах. Из спектакля в спектакль мы переходим практически одним составом. Много лет друг друга знаем и очень любим. Радуемся, когда встречаемся на прогонах и первых спектаклях блока, успеваем соскучиться. Нам легко работать вместе. Конкуренция присутствует на кастинге, когда мы боремся за ту или иную роль, но после утверждения просто получаем удовольствие от совместной работы. 

Кем вы себя сейчас ощущаете в первую очередь: актрисой, певицей, артисткой мюзикла? Насколько вам важна музыкальная составляющая в театре?

Музыкальная составляющая важна, и я буквально живу этим, но если бы не была драматической актрисой, то не смогла бы принять участие и в мюзиклах. Так что драма – это основополагающее. Когда я только начинала, педагоги говорили, что у меня вообще нет вокальных данных. По большому счету, я самоучка, если чего-то в жизни и добилась, то потому, что очень много занималась сама. Хотя высших образования у меня два – курсы балетмейстеров при РАТИ и Театральный институт им Б. Щукина. 

Одна из самых громких ваших последних работ – мюзикл «Анна Каренина» в Московской оперетте – собирает полные залы. Мы знаем, что вы большая поклонница Толстого, перечитали все его книги, играли уже и Наташу Ростову, и Катюшу Маслову. Какая она, ваша Анна? Что для вас значит эта роль?

На данный момент это главная роль в моей театральной жизни. Большая, сложная, серьезная, любимая работа. В каком-то смысле отправная точка. Думаю, все последующие роли будут сравнивать с ней. Сложно найти героиню, которая будет ей хотя бы примерно сопоставима с Карениной по объему и эмоциям. Какая она? Безусловно, очень сильная личность. Анна пошла наперекор обществу, делала все только так, как считала нужным, чувствовала всем сердцем. В ней было слишком много любви. Поэтому с Анной и не справились. Ни ее мужчины, ни она сама.

Когда вы готовились к партии Анны, то, наверное, смотрели экранизации – их у нас рекордное количество, более 30. Есть ли у вас любимая версия? Кто из исполнителей главной роли вам нравится?  

Наша экранизация 1967 года с Татьяной Самойловой. И еще Кира Найтли в фильме Джо Райта и вообще то, как он решен. На мой взгляд, это очень хорошая работа и режиссера, и художника-постановщика, и ее личная. Но я на них не ориентировалась. Жанр мюзикла вообще не дает возможности оглядываться на кого-либо. Все равно ищешь что-то свое. Все три исполнительницы роли Анны – и я, и Катя Гусева, и Ольга Беляева, которая работает с нами в третьем составе, – мы настолько отличаемся друг от друга и по пластике, и по голосу, и визуально, что даже в том рисунке, которым располагаем, все делаем по-своему. Поэтому у каждой из нас свои поклонники, они выбирают свою любимую исполнительницу. Нас сложно сравнивать.

Что для вас оказалось самым трудным в этом спектакле? Насколько партия Анны сложна в вокальном плане?

Для меня эта роль сложна прежде всего эмоциями. Особенно финал. Последняя ария перед поездом – вот она самая трудная. 

Университетские профессора говорят, что по отношению к Анне Карениной можно судить об уровне эмпатии и терпимости у человека. А как вы относитесь к Анне? Насколько сложно сейчас «вживаться» в такой образ, когда острота конфликта в духе «Мадам Бовари» и «Алой буквы» уходит в прошлое?

Конечно, Анна Каренина у Толстого – гораздо более неоднозначный и противоречивый образ, чем тот, что создан у нас в спектакле. Все-таки она главная героиня, и зритель должен ей сопереживать до самого финала. В мюзикле невозможно раскрыть персонажа так, чтобы были заметны все грани его характера, поэтому Анну мы немного «усовершенствовали», сделали лучше, чем она есть. Нам хотелось, чтобы зритель ее любил, несмотря ни на что. И мне кажется, это правильный подход. Мы не стали показывать ее странное отношение к каким-то ситуациям, капризный, эгоистичный характер. У нас Анна – лирическая героиня. В ней много драмы, муки, любви к сыну. В романе она, конечно, неоднозначна. Но я все равно ее оправдываю. И между строк вижу, как Лев Николаевич делает то же самое. В Анне много женского, того, что есть в каждой из нас. Это понятный, узнаваемый образ. И уж точно я не согласна, когда говорят, что она однозначно отрицательный герой. Для меня это Левин – не представляю, как можно жить с таким человеком.

Для вас эта история актуальная, понятная, живая или все же исторический материал, интересный именно погружением в ту эпоху?

«Анна Каренина» – это история людей, человеческих взаимоотношений, что всегда актуально. Конечно, сейчас «павшим» женщинам обструкцию не устраивают, но такую историю можно представить и в наши дни, например, с травлей в соцсетях. Довести человека до самоубийства можно любым способом.

Если партию Анны вы поете все-таки 6–7 раз в месяц, то мюзиклы Stage Entertainment (а вы участвовали в их проекте Zorro) идут большими блоками ежедневно, иногда утром и вечером, как принято на Бродвее. Как вообще можно играть один и тот же спектакль много дней подряд? Не исчезает ли к нему интерес?

Для меня это очень тяжело эмоционально, не представляю, как артисты Бродвея так работают. Подписывают контракт на один проект на несколько лет и выходят на сцену каждый день. Это их выбор, видимо, им так удобно и комфортно, у них другой менталитет, настрой. А мне кажется, так убивается творчество, когда на автомате делаешь одно и то же. Сложно при таком режиме выходить на сцену и играть, как в первый раз.

Значит ли это, что если бы вам предложили роль в мюзикле, который идет каждый день, вы бы, скорее всего, отказались?

Зависит от роли. Может, и согласилась бы. Я уже как-то это делала и выжила. Просто сейчас мне интереснее совмещать разные проекты. Хочется и в кино продолжать  сниматься, и в театре играть, и выступать с сольными концертами. А это сложно, если подписываешь контакт на 20, а то и 30 спектаклей в месяц.

Как вы справляетесь с сильными эмоциональными перегрузками?

У меня нет ответа на этот вопрос. Любовь к работе помогает. Больше ничего. Физически это тяжело.

После успешных франшиз – «Нотр-дама» и «Метро» – в России начался бум на мюзиклы и музыкальные спектакли, они стали выходить десятками. Знаю, что вам приходилось бывать на Бродвее. Чем российские мюзиклы отличаются от западных? В чем сильные стороны тех и других?

У нас каждый исполнитель вносит что-то свое, и каждый спектакль не похож на предыдущий. Мы живем на сцене «здесь и сейчас». В этом главное отличие русской школы. Мы не выполняем четко схему, поворачивая голову на определенный музыкальный такт и реагируя на все определенным образом. Мы в постоянном поиске, все время придумываем новые краски, жесты, наблюдаем друг за другом. И зрителю интересно приходить на спектакли несколько раз, видеть, как они меняются, совершенствуются.

А на Бродвее существуют школы, где артистов мюзикла учат с раннего детства. И они умеют делать абсолютно все: поют, танцуют, играют на высочайшем профессиональном уровне. Не могу сказать, что голоса у них лучше, чем у нас. Они более или менее похожи. Но то, как они двигаются, производит сильное впечатление. У нас нет такой школы. В России единицы умеют двигаться, петь и играть одновременно. Поэтому здесь существует разделение на артистов ансамбля, кордебалет и «принципалов», солистов. На Бродвее такого нет, солистом может стать каждый.

В каком направлении движется сейчас российский мюзикл? Как он поменялся за последние годы?

Мне кажется, к французским мюзиклам мы ближе, чем к бродвейским. Там тоже имеется разделение на солистов, ансамбль и балет. Благодаря тому, что делает Михаил Швыдкой, Московский театр мюзикла сейчас расширяется: труппа переезжает в другое здание, в кинотеатр «Россия», где раньше ставил свои проекты Stage Entertainment, а также достраивается новая сцена для чего-нибудь экспериментального. Это направление будет ближе к тому, что делается на Бродвее и офф-Бродвее.

В вашем репертуаре немало острохарактерных ролей: вам приходилось играть и Коробочку в «Мертвых душах», и Августу Авдеевну Менажраки в «Театральном романе», и даже изображать Ирину Хакамаду и Рину Зеленую в пародийном шоу «Повтори». Какие роли вам ближе: утонченные, романтические красавицы или такие необычные, оригинальные персонажи, выходящие за рамки привычного амплуа? Кого бы вам еще хотелось сыграть и в чем попробовать свои силы?

Я очень рада, что моя профессия позволяет делать и то и другое. Конечно, играя лирических героинь, я чувствую себя комфортно. Зато в острохарактерных ролях могу экспериментировать, находить в себе новое. Мне бы не хотелось ничего менять. Люблю делать что-то непривычное для зрителей, которые меня знают. Что касается ролей, которые хочется сыграть, стараюсь не озвучивать свои желания. Когда загадываешь, никогда не сбывается. О той же Анне Карениной я не думала, но появилась такая возможность, и это, безусловно, роль мечты.

Как вы относитесь к своей известности, популярности, которая еще и многократно увеличилась после «Ледникового периода», шоу «Две звезды», детского «Голоса»? Это что-то уже привычное, преходящее? Или все-таки наркотик? Однажды вы признались, что боитесь звездной болезни. Можете ли вы сейчас сказать, что прошли то самое испытание «медными трубами»?

Спокойно отношусь, как к промежуточному этапу. Это не предел, и хочется работать в других крупных проектах, сниматься в кино, продолжать линию, заданную «Карениной». Теперь могу сказать, что испытание «медными трубами» мне не страшно. Я слишком требовательная и самокритичная. Пожалуй, не совсем довольна тем, как развивается моя карьера, но приятные моменты бывают, когда думаешь: «О, сегодня получился спектакль или какая-то сцена – ура, хорошо». Всегда есть куда расти.

У вас впечатляющий послужной список, множество ролей в кино, вы играете, поете, танцуете, великолепно катаетесь на коньках, выступаете в качестве продюсера и телеведущей и производите впечатление человека позитивного, гармоничного, реализовавшегося в профессии. Вы из тех артистов, которым все легко дается, всюду берут, режиссеры приглашают или все не так просто, есть и другая сторона?  

Вообще не просто. Все только через пробы, кастинги, попытки доказать, что я могу и должна. Через работу и трудоспособность. Просто так ничего не получается. Конечно, происходят и ошибки, и разочарования, и какие-то промахи, лишние траты – и материальные, и эмоциональные. Все совсем не гладко.

Что вам больше всего нравится в актерской профессии? Самое важное, что она вам дает?

Реакция зрителей. Когда видишь, как зал в конце спектакля встает и не хочет уходить после поклонов, – это самое дорогое. Все ради этого. Раньше люди подкарауливали артистов у служебного подъезда, а теперь пишут благодарности в соцсетях – тоже очень приятно. Значит, все не зря. Хочется, чтобы после моих спектаклей зрители уходили с сильными, яркими, положительными эмоциями.