Трудно представить, что вы трудитесь в IWC с 1972 года! По продолжительности работы на одном месте вы идете следом за Куртом Клаусом, главным часовщиком марки. Что вас всегда удерживало в компании?
Да, Курт пришел в IWC на пару лет раньше. Вы знаете, у меня даже не возникало вопроса о смене места работы, поскольку я занимался любимым делом. Когда пришел в IWC, марка находилась на пике успеха. Потом наступил кварцевый кризис. И это время тоже оказалось очень интересным: нам пришлось заново восстанавливать бренд.  

Глядя на современный часовой мир, видишь, как кадры легко перетекают из одной компании в другую. Как вы дума-ете, почему это происходит?
Те пертурбации, которые мы видим, характерны не только для часовой сферы. Сложно объяснить, почему люди сегодня так часто меняют работу – у всех причины разные. В Швейцарии в нашей сфере после 45 лет уже чрезвычайно трудно подняться по карьерной лестнице. А раньше ты мог быть уверен, что через десять лет займешь высокую позицию в руководстве компании.

Вы пережили кварцевый кризис, который чуть не разрушил часовую индустрию Швейцарии, а как сегодня смотрите на финансовые потрясения в мире? На ваш взгляд, что-то угрожает альпийскому часовому благополучию?
Часовая индустрия по определению является классической. Ведь это очевидно, что кварцевые часы и дешевле, и точнее механических – тут ничего не поделаешь. Сегодня люди покупают наши модели не для того, чтобы узнавать по ним время. По сути, это единственное ювелирное украшение, которое мужчина может позволить себе надеть. Если честно, я не вижу новых технологий, способных изменить этот бизнес. Сейчас мы стараемся усовершенствовать то, что уже умеем делать. И наши последние творения сочетают в себе все изобретенное за минувшие пару веков, но в новом, более продвинутом виде. Если говорить обобщенно, то за прошедшие годы часы стали точнее и меньше в размерах.

Исторически часы эволюционировали к точности, затем наступил этап сложности, потом – развития художественных ремесел. Какие еще направления для развития открыты у индустрии в целом и вашей компании в частности? Ведь несмотря на все тренды, IWC всегда оставались на 100 процентов классическими часами.
Первым параметром, как вы верно заметили, была точность и, я бы добавил от себя, долговечность. В Швейцарии когда в 16 лет вы получаете от отца часы, то знаете, что будете носить их всю жизнь и передадите детям. Представляете, как все изменилось – у нас еще лет 20 назад не было журналов, посвященных часовому искусству, ни одного! Тогда такое казалось немыслимым. Сложность явилась, скорее, требованием моды. А художественные промыслы существовали всегда, но теперь настоящих люксовых брендов осталось-то не так много. Люди готовы платить за что-то действительно уникальное. IWC всегда была известна своими высококачественными моделями. Сегодня их качество только улучшилось, что стало возможным благодаря новым технологиям. Я бы привел пример из автоиндустрии: нельзя сказать, что машина того или иного бренда хуже, – качество всех производителей одинаково высоко, оно существует сегодня в мире по определению, а уж в часовом бизнесе в большей степени. Поэтому нужно изобрести то, чего раньше никто не делал: допустим, комбинирование различных функций. И, конечно, очень важен момент эксклюзивности – современному покупателю нравится быть единственным обладателем в мире.

Многие бренды идут по пути персонализации своего продукта, это касается и автомобилей, и яхт, и часов.
И мы не исключение. Вы знаете, долгие годы лимитированные серии пользуются большой популярностью, но мы пошли несколько иным путем. Наши Portuguese Sidérale Scafusia – пример исключительной эксклюзивности, поскольку они настраиваются на одну географическую точку и вероятность, что там окажутся вторые такие часы, близка к нулю. Разве что вы подарите их сыну. Конечно, многие могут сказать: «Да за такие деньги я лучше куплю дом!» Но не нужно жалеть тех, кто выбирает эту модель, – дом у них уже есть, и они не отказывают себе в чем-либо, чтобы накопить нужную сумму. Вы же понимаете, что никто не экономит, чтобы купить такие часы, – деньги на это либо есть, либо нет. На мой взгляд, часовые компании злоупотребляют выпуском ограниченных серий, но их можно понять – трудно устоять перед соблазном увеличить прибыль. А людей привлекает идея стать обладателями уникальных вещей. Возможно, кто-то считает, что лимитированные серии – хорошая инвестиция. Но здесь как в живописи: вы покупаете картину молодого художника, поскольку она вам нравится. Если повезет – художник станет знаменитым, и цена картины вырастет, нет – значит у вас будет произведение искусства, которое просто очень вам нравится. Я думаю, что лучшая площадка для инвестиций – фондовая биржа, хотя события последних лет показывают, что и там не все безупречно.

Возвращаясь к прошлому, какие на­и­­более яркие моменты из истории компании вы бы особо отметили?
Один из самых запомнившихся моментов пришелся на 1975–1976 годы, когда швейцарская часовая индустрия находилась на грани краха. И тому было две главных причины. Первая – технология, на тот момент никто не понял, за чем будущее: за механикой или электроникой. Вторая – экономика: впервые за 30 лет фиксированный обменный курс доллара к европейским валютам, а также цена на золото отправились в свободное плавание. Только за девять месяцев наши часы подорожали в три раза! В то время я как раз объезжал новые рынки, прежде всего Ближний Восток. Тогда никто не знал даже, где расположен «этот самый» Дубай. У меня с собой было два чемодана с часами. И вот мне звонит финансовый директор и говорит, что если до 20 числа я не привезу 100 тысяч, мы будем вынуждены закрыть производство. Меньше чем за месяц я продал все модели за наличные и привез домой два чемодана денег. Это был, наверное, один из самых сумасшедших моментов в моей жизни.

Лично вы как ощущаете время? К людям из мира часов оно благосклоннее – замедляет свой ход, когда нужно, может ускориться по требованию?
Я очень плохой пример в смысле управления временем. Но надо признаться, всю свою жизнь я был везунчиком в плане и карьеры, и семьи. Наверное, поэтому и не задумываюсь о времени. Конечно, в моем возрасте осознаешь, что пошел обратный отсчет и в один прекрасный день меня не станет. Я радуюсь каждой минуте, тому, что живу на свете, – вот и все.

Вы носите часы марки, в которой работаете, по зову сердца или из корпоративных соображений? Какие еще часы хотели бы примерить?
Тут все просто: сорок лет я ношу IWC и не собираюсь менять их ни на что другое. У меня была обширная коллекция часов этой марки, часть которой я продал Richemont Group. Кстати, могу также похвастаться и несколькими экземплярами советских часов «Ракета». Я их купил в Восточной Германии сразу после падения Берлинской стены.

У вас трое детей – какую профессию они выбрали для себя?
Понимаю, куда вы клоните. Нет, никто из них не стал часовщиком и не работает в часовой сфере. Старшая дочь – журналист, средний сын изучает уголовное право, а младшая – социальный работник. Я никогда не диктовал им своих условий, всегда уважал их выбор, оплачивал учебу, и они, насколько я могу судить, счастливы.