В одном из ваших недавних интервью я обнаружила такие слова: «Я относился к музыке посредственно, и педагоги называли меня «серостью» – это цитата. Сложно соотнести это высказывание с вашей карьерой.

Гранит науки давался мне непросто… На протяжении многих лет в училище по сольфеджио (до сих пор с содроганием вспоминаю борьбу с этим предметом) у меня была стабильная тройка, и только к концу обучения я еле-еле дотянул до четверки. Сейчас я понимаю, насколько нужным был этот предмет, и когда я бываю в родной «хоровушке», то пытаюсь довести до сознания ребят, насколько важно не упускать время и предоставляемые возможности. Наверстывать упущенное всегда значительно сложнее.

Отдать меня в музыку было скорее маминым желанием. Папа не очень хотел, чтобы я пошел в эту профессию, поскольку по опыту знал, насколько она сложна (отец Василия – военный музыкант. Прим. WATCH). Уже позднее, в более взрослом возрасте, в мою судьбу вмешались такие люди, как Виктор Сергеевич Попов, выдающийся музыкант и гениальный педагог, который буквально заставил меня по окончании Академии хорового искусства пойти в аспирантуру по специальности «сольное пение». В итоге я стал оперным артистом, хотя изначально планировал заняться музыкальным менеджментом. У Виктора Сергеевича был отменный профессиональный нюх (это такой особый дар), и он поручил меня другому очень значимому в моей жизни педагогу - Дмитрию Юрьевичу Вдовину. В то время в меня мало кто верил, и коллеги не советовали Вдовину брать меня в свой класс: потенциала «не было ни видно, ни слышно». Но он послушал Попова, и ему удалось-таки найти во мне то, о чем я и сам тогда не подозревал, и вытянуть это из меня наружу – а природа, как оказалось, была совсем недурственной. Занимались мы упорно. Он многому меня научил и заставил поверить в свои силы, а заодно показал всем, что и как.

Вы до сих пор наведываетесь к педагогам для настройки голоса. Как часто это происходит?

Сейчас несколько реже: чем больше опыта, тем острее чувство самоконтроля. Обычно обращаюсь за помощью после простуды или какого-нибудь бронхита, когда все «убито» антибиотиками и самому очень сложно вернуть голос в рабочее состояние. Голосовой аппарат – это очень деликатный инструмент, который нам самим к тому же и невидим. При этом, подобно часовому механизму, он периодически требует чистки и настройки.

В молодом возрасте, когда мы учимся, контроль со стороны должен быть постоянным. Неправильный шаг -  и можно потерять профессию. Если петь не подходящий твоему голосу репертуар, то добром это не кончится – могут даже образоваться узлы на связках, а это серьезно. Самая же распространенная напасть – трахеит: он постоянно допекает поющих артистов, тем не менее приходится выходить на сцену и работать. Но нам на помощь всегда готов прийти, как добрый доктор Айболит, врач-фониатор. В моем случае это мой друг Лев Рудин. Однажды он даже прилетал ко мне на помощь в Италию, когда я пел в Туринском театре Реджио.

Каким образом лечит фониатор?

Как правило, заливает в горло свои специальные «волшебные» средства, чтобы быстрее оздоровить связки или восстановить их тонус. Но бывает, что и до капельниц доходит. Все зависит от диагноза.

Кто из современных певцов вам импонирует?

Есть достаточное количество интересных исполнителей, в частности моего поколения, с которыми доводится выступать на одной сцене. Именно их и я пытаюсь привлечь к участию в нашем фестивале. Среди них Ильдар Абдразаков, Сергей Скороходов, Алексей Татаринцев, Николай Диденко и, конечно, Хибла Герзмава, Агунда Кулаева, Динара Алиева и другие.  Это певцы с именем, другим же наш фестиваль может предоставить возможность заявить о себе, что немаловажно.

Вы поете на разных языках. К какому сложнее адаптироваться?

Самый неудобный для меня язык – английский. Для русских певцов также довольно сложен французский, поскольку в нем имеются звуки, которых у нас нет, в частности назальные гласные. Проще всего петь на итальянском из-за схожести фонетики: чуть-чуть отличаются открытые и закрытые гласные, но привыкнуть к этому не так сложно. Кто-то считает, что немецкий – невокальный, но мне кажется, что дело в практике. Во всяком случае, у меня с ним особых проблем нет.

В какой стране самая благодарная публика, на ваш взгляд?

Самая неискушенная публика в Японии. Им нравится все! Можно спеть сложную арию из оперы или самую простую песню на японском языке, пусть и не идеально фонетически – шквал аплодисментов будет обеспечен. Все дело в том, что страна начала приоткрываться внешнему миру только в последние сто лет, и до сих пор она во многих отношениях остается закрытой. На ее культуру это, конечно, тоже влияло, поэтому японцы с большим воодушевлением воспринимают то, что приходит к ним извне. У них нет своих ярких оперных исполнителей, имена которых были бы на слуху. Вот дирижеры есть; например, сейчас я сотрудничаю с выдающимся дирижером Кентом Нагано (музыкальный директор Монреальского симфонического оркестра и Баварской государственной оперы.  Прим. WATCH). Один из международных конкурсов, который я выиграл в 2005 году, проходил как раз в Японии – Shizuoka International Opera Competition. И это был подарок судьбы. Как победитель конкурса я должен быть дать несколько концертов, и мне пришлось задержаться еще на одну неделю. Мне очень нравится эта страна – ее кухня, история, передовые технологии. У японцев иное отношение к жизни, другая культура взаимоотношений, и когда находишься какое-то время в такой среде, то проникаешься этим духом: становишься как бы другим человеком и реагируешь на все иначе.

Вы окончили Московское хоровое училище им. А. В. Свешникова – следовательно, имеете и дирижерский диплом. Что вы делаете, если видение дирижера не совпадает с вашим?

Чтобы что-то получилось в нашей профессии, необходима профессиональная дисциплина. Дирижер (и это непререкаемая истина) - главное лицо в оперном спектакле, в концерте, который соединяет разные пласты музыкального полотна. Но и другие участники, будь то солисты-певцы или солисты оркестра – не пешки. Их мнение тоже должно учитываться для достижения общей цели. Это же коллективное творчество под руководством дирижера и режиссера. И никто не застрахован от творческих споров, но в любом случае решение всех вопросов должно осуществляться на основе доброжелательности и взаимного уважения. Отношения с дирижерами складываются по-разному: кто-то тебе ближе и понятнее, кто-то раскрывается не сразу. Например, у меня язык не повернется спорить с Геннадием Николаевичем Рождественским, который в свои 85 лет продолжает выходить на сцену и творить. И как!

Как вы готовитесь к выходу на сцену?

Стараюсь отдохнуть и выспаться. День спектакля или концерта должен быть полностью расслабленным – лучше вообще ничего не делать. Сижу, листаю ноты, что-то пропеваю.

Прекрасно помню свой дебют  в партии Евгения Онегина в Новой Опере. Это был 2005 год. С утра меня жутко трясло. Я пошел в магазин, купил мяса, и приготовил сорок с лишним котлет. Все как положено: накрутил, налепил, нажарил – и с чувством выполненного долга пошел на спектакль.

И что, съели все сорок котлет?

Нет, конечно. Я бы тогда петь не смог. Вообще, перед концертом нужно себя побаловать чем-то вкусным. Нам необходима энергия и, как правило, ее легче извлечь из мяса. В Нью-Йорке, например, перед оперой «Война и мир», которая длится 4 часа, за 3 часа до спектакля я съедал большой и толстый стейк. И когда меня гримировали, у меня было такое ощущение, что я сейчас вылечу на сцену. Сейчас обычно перед спектаклем обедаю в итальянском ресторане и заказываю пасту – медленные углеводы.

На какую сцену вы вылетаете с особым энтузиазмом сегодня?

Вот уже три года я являюсь художественным руководителем фестиваля ОПЕРА Live и, можно сказать, живу им. Все, что касается моих личных выступлений, меркнет по сравнению с этим проектом. В 2017 году открытие фестиваля запланировано на 24 октября в Новой Опере двумя барочными операми с камерным оркестром «Виртуозы Москвы»: «Капельмейстер» (Il Maestro di cappela) Доменико Чимарозы и «Учитель пения» (Der Schulmeister) Георга Филиппа Телемана. Это малоизвестные произведения, редко исполняемые, но именно это и делает их интересными для фестиваля. Это своего рода вызов. Нас не очень интересует то, что доступно всем и везде. Ведь в Москве, как известно, 5 оперных театров и достаточное количество сценических площадок с разнообразными возможностями. Мы предлагаем такие программы, участвовать в которых охотно соглашаются и опытные артисты, и музыканты, которые только входят в мир большой оперы, но которым уже есть что сказать. Вот с таким участниками и в таких программах я вылетаю на сцену, как на крыльях.

По какому принципу вы приглашаете исполнителей на «OПЕРА Live»?

Изначально наш проект был заявлен как фестиваль друзей. Это первое. Во-вторых, идея заключалась в том, чтобы и состоявшиеся мастера, и молодые артисты имели возможность выступать вместе, взаимно обогащая друг друга. Мастера делятся опытом, а талантливая молодежь заражает опытных коллег энтузиазмом и одержимостью, присущим юности. В нашем фестивале принимали участие солистка Ла Скала Ирина Лунгу, мировая звезда Ильдар Абдразаков, из Америки приезжала ставшая на Западе оперной дивой Екатерина Сюрина. Но, честно говоря, мы не охотимся за звездами. В первую очередь мы думаем о музыке, о том, чтобы достойно выполнить поставленную нами задачу, а звезды сами к нам прилетят, что они, впрочем, уже делают. В наших начинаниях нас поддерживают такие мастера, как Владимир Спиваков, Владимир Федосеев, Фабио Мастранжело, Лоран Кампеллоне. Эта поддержка очень важна для успеха нашего предприятия. 

Вы планируете долгосрочную карьеру? Можете ли себе представить Василия Ладюка через 20 лет?

Что касается музыки, то, безусловно, да. Даже когда наступит время уходить, ведь мой инструмент, мой голосовой аппарат, не вечен, я не расстанусь с музыкой. С ней связана моя судьба. Надеюсь, что моя физическая подготовка, заложенные родителями гены позволят мне достаточно долго радовать моих слушателей своим пением и получать при этом удовлетворение от того, что и как я делаю. Но так только я почувствую, что перестаю соответствовать высокой планке исполнительства, то займусь музыкой в другом амплуа. Артисту важна оценка слушателей и зрителей. Аплодисменты как выражение этой оценки для нас наркотик. И уйти со сцены нужно под аплодисменты, а не под топот собственных копыт, как шутят некоторые. Шутка, на самом деле, довольно грустная. Но об этом думать еще рано. У меня есть и дирижерское образование, как вы знаете. Поэтому, когда закончу петь, стану за дирижерский пульт. Опыт уже есть.